Наша Победа. День за днем - проект РИА Новости

Дедушка… Его твердый басистый голос прохрипел в домофоне. Наверно обрадовался, наконец занятая внучка все-таки добралась и вроде бы пока без происшествий, как обычно это бывает. По голосу я поняла, что сегодня мне повезло и дедушка чувствует себя более и менее в порядке, как он говорит: «По возрасту». А если так говорит, значит, все пока отлично. Когда же плохо, он не жалуется, он просто заминает тему разговора, дает, что называется, слово бабушке.

Шершавая небритая щека приникла к моему лицу. Запах какого-то давно не современного мужского одеколона. Запах детства. Запах любви. Запах дома. И светящиеся добрые глаза. Дедушка. Он ходит слегка переваливаясь по квартире. На улицу же приходится выходить с тросточкой. Но он выглядит все таким же бодрячком. Да что бы я в таком возрасте так выглядела? Я это до сих пор слабо себе представляю. Для меня эти грани так далеко. Я думаю максимум о завтрашнем дне. Я не берегу время. Я его не ценю. А оно нам потом безжалостно мстит. Ну да ладно. Речь не об этом…

С кухни выскочила моя бабушка. Хочется пару слов сказать о ее улыбке. Такой я пока еще не встречала. Мягко скажем, тем более у бабушек. До ушей – это слабо сказано. Это улыбка, которая обхватывает собой все пределы этого мира, все тайны души человеческой. Перед ней невозможно устоять и выглядеть угрюмо. Она все знает, она обо всем догадается, она поймет и без малейших намеков.

С кухни несло насыщенным запахом только что разогретого плова. Это наше семейное блюдо. И, конечно же, никто не умеет его готовить так, как дедушка.

Что-то я совсем забылась. Сегодня мне предстоит нелегкое дело. Я хотела расспросить деда про кое-какие фрагменты из его фронтовой жизни. Я как раз прочитала не так давно про конкурс, и мне ужасно хотелось, чтобы и про моего деда там тоже было сказано, ведь он этого заслужил не менее, чем кто-либо другой из героев. Мне так хотелось его порадовать, чтоб он понял, что его подвиги, его участие в войне сыграли огромную роль в нашей сегодняшней жизни. Что это все было не зря.

Конечно, я многое уже записывала. Он сам частенько заговаривал. Но сегодня мне хотелось накануне ДНЯ ПОБЕДЫ раздобыть какие-нибудь более подробные моменты, случаи из военной жизни. И может даже настроить деда на праздничный лад. Но расспрашивать надо было с тщательной осторожностью. Это и вправду было не из легких процедур. Мне ведь всегда было интересно слушать, а ему рассказывать часто было в тягость… В первую очередь, наверно из-за того, что он многое уже подзабыл и чувствовал свою некоторую неполноценность от этого. Да и просто из-за того, что чувствовал он себя в последнее время совсем неважно. Больницы, уколы, лекарства…

Его рассказ его о войне обычно не полон эмоциональных выкрутасов, он скорее фактологический, четкий, словно дед приказ отдает. Но эта речь всегда настраивает слушателя на какой-то ответственный лад, на все внимание слуха и памяти.

По характеру он довольно твердый, строгий, решительный и прямолинейный. Но не война его сделала таковым. Он сам по себе такой был всегда… может быть, поэтому ему удалось выжить, поэтому наверно он держится достаточно спокойно и после стольких лет

Моего деда призвали в армию в 1940 году. Он тогда должен был отслужить полтора года: полгода рядовым, полгода командиром отделения, а уже потом сдать экстерном экзамен на офицерское звание и быть уволенным.

Именно на стажировке офицерской должности его застала война. И все его мечты, цели и планы мигом обрушились, стали какой-то странной иллюзией, пародией на возможную реальность. Он хотел поступить в Ташкентский индустриальный институт. Он хотел учиться, влюбляться, гулять с друзьями по вечерам, да просто жить. Но жить запретили. Запретили даже ставить свою жизнь в какую-то ценность. Началась война. И все будущее стало напоминать какую-то борьбу на выживание, где не было места индивидуальному человеку и его житейским простым радостям, все было подчинено общей глобальной идее – победить.

Первое ранение было уже недалеко. В ногу. Это было близ города Торопец в июле 1941 года. За это ранение деда наградил Калинин, председатель верховного совета СССР, орденом Красной звезды в январе 1942 года.

Вскоре была битва за Москву. В мае 1942 года дед двигался со своим отрядом снова на запад в сторону г. Ржева. К этому времени мой дед уже был начальником разведки полка. Приближались г. Великие Луки. Надо было наступать и отвоевать у фашистов родной российский городок. «Обойдя Великие Луки, мы заняли круговую оборону, и немцы штурмом хотели его отстоять, - так дед обычно продолжал свой рассказ. – Для этого они создали мощную танковую группировку, и мы своей артиллерией побили много танков. Противник тогда бросил большое количество авиации, началась сильная бомбежка. Я переходил на другой рубеж, пытаясь укрыться в окопе, когда рядом со мной разорвалась бомба. Тогда было мое второе ранение, в результате которого у меня был перебит позвоночник».

Пролежав до вечера, санитары вынесли моего деда в медико-санитарный батальон, а после этого отправили в полевой госпиталь в г. Калинин, где его и прооперировали. Хирург вытащил осколок со словами: «Вы родились в рубашке!». Наверно врачу это приходилось говорить не так часто, на войне мало кто вообще спасался чудом. И действительно, осколок чудом не переломил позвоночник, но чисто случайно он был вилкообразный, поэтому и, к счастью, спинная жидкость была не задета.

Не чудо? Еще какое чудо. Не судьба? Судьба. Она остановилась на перекрестке жизни и смерти и сделала правильный выбор. Точнее, ей подсказали и помогли сделать этот выбор силы, которые неподвластны нашему разуму.

И сколько таких перекрестков случалось в годы войны… и вечная неустойчивость, неустроенность жизни…

Дед пролежал в госпитале полгода и был выписан. И снова жизнь проходила на фронте. Его отправили на фронт под Витебск, в город Невель. Уже в должности начальника штаба полка в 1944 году дед с отрядом наступают в деревне, которая стояла на берегу озера. Они были в окружении, когда начался бой. «Танки противника прямой наводкой начали обстреливать деревню. – рассказывает дед. – Укрыться можно было только в подвале. И весь состав штаба по моей команде начал опускаться в подвал. Тогда-то, спускаясь, осколком снарядам меня ранило в грудную клетку. Дело было зимой. Я знал, что должны были с минуты на минуту приехать сани забрать другого командира. Но командира убили. Поэтому меня повезли на этих самых санях. Со мной поехали ординарец и девушка, которая помогла нам в деревне (она была из партизанского отряда), когда мы в нее вошли. Именно они вдвоем по линии окружения повезли меня по озеру. На высоком берегу озера была оборона, где и находились враги. Самое интересное, что немцы не стали стрелять, думая, что мы едем к ним сдаваться в плен. Я был в бессознательном состоянии. Очнувшись через некоторое время в санях, я подумал, что они предатели и везут меня к немцам, и попытался достать пистолет, но достать его, к счастью, не смог. Ведь это был особый тактичный ход. Когда мы подъехали уже к берегу, мы оказались в мертвой зоне, куда пули просто не могли попасть. Ведь берег был слишком высок и крут, на котором и находились фашисты (они просто не могли нас достать). Но, к сожалению, позже была убита девушка в результате минометного огня и ранен ординарец. Но при этом раненый ординарец начал тащить меня к нашим на плащпалатке - накидке».

После госпиталя, который находился в городе Правдинск, деда отправили на высшие офицерские курсы, которые спустя три месяца он закончил.

Дед воевал в районе Праги. Он освобождал Венгрию и участвовал в боях под Будапештом в марте 1945 года, когда свершился долгожданный час и мы победили в войне со злостным противником. И встретил победу мой дед командиром дивизиона.

После окончания войны мой дед был распределен в десантные войска, но там он потерпел аварию. Его списали и перенаправили в Туркестанский военный округ, в его штаб. В 1954 году он уехал учиться в Харьковскую радиотехническую академию ПВО (противовоздушной обороны). Пять лет он после окончания академии служил в должности командира полка под Москвой. Восемь лет затем он проработал помощником начальника Оперативного отдела объединения. В 1973 году дед уволился из армии и работал в Гражданской обороне начальником штаба.

… Дедушка заканчивал просматривать мою газету, когда зазвонил телефон. Как я поняла, это уже начались многочисленные поздравления моего деда. Пожелания здоровья и долголетия, благодарности за победу и красивые слова… Деда помнят. Его даже завтра пригласили на какое-то собрание. Деда ждут. И наверно это все как подарок за то, что он не боялся за свою жизнь, сражаясь, когда Родина была в опасности...

… По голосу понятно, что он доволен, он рад… но как-то устало говорит он слова благодарности за поздравления, вообще с каким-то напрягом он выговаривает слова… Время. Сколько времени прошло… теперь все воспоминания каким-то пятном размазаны в закоулках памяти и души. И сердце слегка пошаливает. Болит...

… Порой в голове раздается шум разорвавшейся гранаты, приглушенный звук пули, нашедшей пристанище в чьем-то сердце, охрипший чей-то женский крик. И звон… бесконечный звон в ушах. Все закутано смутной пеленой, надо выбраться и отдать приказ, а голос пропал, раскатился комочками по сосудам, и бешеный пульс… В глаза летит снежная пыль, разъедает сердце на части, залетая в рот и уши, перекрывает кислород… И снег вихрем воет, разбиваясь вдребезги об осунувшиеся лица, тает на глазах… тает с ним и надежда…

… Надо только поторопиться, надо только сжаться в один тяжелый удар, со-сре-до-то-чить-ся, не казаться слабым, когда щекочет в горле, только не слабеть… только ждать и верить... в то, что ты делаешь, в то, что все не напрасно, что ты шел на бравое дело, тебя испытывали и ты должен, должен только потерпеть, немножко потерпеть…

… и просыпаешься в холодном поту… открытая дверца окна глухо бьется о раму… лишь прозрачная тень скользит по потолку… время. Куда ты съедаешь наши жизни, наши часы? И все слишком мирно и слишком реально… и вроде спокойно, но пусто, печально...

Бабушка торопливо исчезает в коридоре за чем-то. А Дедушка уже положил трубку и смотрит счастливо на меня. Он рад, что я написала такую статью. Но, конечно, я знаю, что у него, как всегда, есть особое мнение на этот счет, и он обязательно о нем мне напомнит и осудит за какие-то мои оплошности. Но не сейчас. Сегодня он мирно настроен и совсем не сердится. Это я вижу, уже научилась видеть.

Дедушка и бабушка. Они так гармоничны уже смотрятся друг с другом. Сколько лет они прожили вместе! Мне, думаю, не сосчитать. Они учились в одной школе, в одном классе. И дедушка приехал за моей бабушкой после войны, чтоб забрать уже ее навсегда. Бабушка была такой кокеткой, ее кавалеры очередями стояли за ней, приглашали в кино, на свидания…

Но в один прекрасный день приехал мой дед, уже достаточно значительный человек, и уже не отпускал бабушку ни на шаг. Да, думаю, и бабушке, наконец, захотелось спокойствия и уверенности за одной мужественной спиной. Хотя они и жили бесконечными командировками, переездами деда, не было единственного и нормального дома, но они сумели выдержать испытания, они нашли все-таки счастье друг в друге. И живут они сейчас, как одно целое, их невозможно представить по одиночке. Они держатся друг за друга, помогают и поддерживают.

Нечасто встретишь ветеранов войны, которые вместе дожили до седин.

Да, не скрою, я им удивляюсь, я ими горжусь в наше-то время, в наше-то поколение, необузданное, нетерпеливое и растрачивающее себя на тысячи мелочей.

Нет. Сегодня я спрашивать ничего не намерена. Я не имею права расспрашивать об этом деда, заставлять его вновь переживать все в душе. Он рассказал мне давно то, что вполне достаточно. Ну, наверно, надеюсь, что-нибудь я смастерю. Я не имею права не оправдать его ожиданий, его надежд. Ведь он верит в меня. А я в него.