|
Историю прислал Илья Аронас Я родился в 1947 в разрушенном Вильнюсе. Закопченные дома, руины, люди, как тени даже в 1954, когда я пошел в первый класс. Горы кирпичей, змеевидные рельсы, не выветрившийся запах горелого и надписи на стенах, проступающие через краску: на каждом доме страшными готическими буквами «ахтунги». Так я шел в школу. Не больше километра. Но вся война перед глазами. Как только занималось утро, на улицы выкатывали безногие инвалиды, выкатывались на подшипниковых досках, пьяные "братишки", которые приставали к каждому и не отставали, пока грязными пальцами ни схватывали пять или десять копеек. И жалко - воины все-таки, и обидно - неужели эти несчастные брошены на произвол судьбы? Но не им я давал 5 из своих 10 ежедневных копеек. Андрей стоял на углу улицы Даукшос и Горького, как раз напротив Святых Ворот, где хранилась и хранится одна из святынь католицизма: икона Святой Марии. Он стоял в военной форме, чистый и красивый с открытым русским лицом и пшеничной челкой. Но вместо глаз у Андрея на лице сидели два розовых пятна. Андрей горел в танке уже где-то под Берлином. Андрей не просил, он требовал! Он протягивал руку поперек тротуара и надо было сойти на проезжую часть, чтобы избежать встречу с ним. Он принимал деньги, а не хапал. И ему давали больше, чем другим, но безногие не трогали его и не требовали делиться, хотя между собой они конкурировали с яростью чикагских банд. Потом он отправлял деньги в карман. И странные слова он говорил: «Все на сегодня. Мне на заводе больше не платили. Мне больше зарплаты не надо" Я был очень маленького роста, но Андрей меня чувствовал, когда я подходил к нему. - Делиться пришел? - он улыбался, отчего лицо его становилось мальчишеским, и я, шалопай шалопаем, всегда плакал. Однажды, после того как я "поделился", Андрей взял меня за руку и потащил в столовую. Гуляем, мол, сегодня. И не в простую столовую, где пьянь и рвань, а в привокзальный ресторан. Инвалидов в рестораны не пускали: напивались, дрались, блевали. Но перед Андреем какой-то смазливый вышибала дверь распахнул. Андрей заказал мне такое, что было вкусно-вкусно, особенно ситро с керамической пробкой - кто помнит. Вот, что я помню из его рассказа. Призвался Андрей из Москвы. В 1941 году он работал не то инженером, не то техником на каком-то заводе, связанном с машинами. У него была жена и ребенок. Ушел на фронт добровольцем, но на фронт попал не сразу, а после не то курсов, не то школы танкистов. Воевать начал - это я точно помню из рассказа - уже после того, как арийцев отбросили от Москвы. По-моему участвовал в битве на Курской дуге, потому что говорил слово "Прохоровка". И от Курска дошел до Берлина, то есть до его пригородов. Там и сгорели в танке его глаза, но лицо осталось чистым. Он не захотел возвращаться в Москву и застрял в Вильнюсе. До третьего класса я "дружил" с Андреем. Мы часто сидели в садике около Святых Ворот, и он мне рассказывал про историю древнего мира. В 1957 или 1958 исчезли все инвалиды, как будто ветер содрал с улиц. Но Андрей спасся, потому что жил в районе улицы Лигонинес (Больничной) в полуподвале 3х4 метра с окном на тротуар. Но он уже не стоял и не просил - боялся милиционеров. А потом он пропал, Андрей-танкист. В 1955 году ему было 38 лет. Где он теперь... Дождался ли он пенсию для инвалидов ВОВ...
Редакция сайта не отвечает за достоверность присланных читателями писем и историй
|
