|
Мой дедушка по материнской линии Вахрамов Михаил Андреевич, 1913 года рождения (умер в 1993 году). Воевал с 1941 по 1944 годы. Это его воспоминания о войне, которые он записал. Эти записи занимают две общие тетради. Сейчас моя дочь перепечатывает их. Пока готова первая часть – начало войны.
Короткое пояснение по тексту: «мать» – это его жена (моя бабушка) Вахрамова Елена Тимофеевна, Фаина – их дочь (моя мама), Саша – их сын. С уважением, Митрофанов Юрий Владимирович.
Спасибо за этот сайт. Буденновка (ныне Новоазовск, Донецкой области).
Начало войны! 1941 год. Я работал тогда в Буденновке (ныне Новоазовск, Донецкой области) в райвоенкомате, в должности зав. делопроизводством – казначей, по вольному найму, т.е. работал в военкомате, но военным не был. 22 июня, в выходной день, я спокойно отдыхал дома. Неожиданно прибежал Плотников, начальник III части. Он сказал, что меня срочно вызывают в военкомат.
И когда я пришел туда, сотрудники были уже в сборе. Военком Федоренко сказал, что по радио будет выступление Молотова, чтобы все включили радио.
Я позвонил соседке и попросил передать матери и Фаине, чтобы и они включили радио. Из выступления мы узнали, что без объявления войны, вероломно, на нас напала гитлеровская Германия.
Началась Великая Отечественная война! Военкомат был в одном помещении с райисполкомом. В отдельной, специальной комнате райисполкома уже собрались исполнители. Это были руководители отделов райисполкома, райкома партии, милиции и т.д. Они должны были выполнить работы, предусмотренные мобилизационным планом, которым строго было расписано, кто и что должен делать в случае объявления войны. Я, как зав. делопроизводством раздал под расписку в журнале всем исполнителям сов. секретные папки. Дело за моб. пакетом, который хранился не у меня, а в сейфе начальника 1ой части РВК Кадовбенко Георгия Захаровича. Он открыл свой сейф, но там моб. пакета не оказалось! Это было Чрезвычайное происшествие. Представить себе ситуацию можно – собрались исполнители, дело весьма срочное, государственной важности, а моб. пакета нет! Почти до вечера люди сидели и ждали, а Кадовбенко искал пакет, много лет пролежавший в ожидании этого момента, и исчезнувший именно в первый день войны.
Переживал Кадовбенко. Ведь это угрожало ему трибуналом! Переживали все мы, работники военкомата. Но больше всех, конечно, переживал райвоенком политрук Федоренко.
Что же случилось? В сейфе Кадовбенко стены были обложены газетой. И вот, лишь под вечер, когда из сейфа догадались извлечь все газеты и обложки, выяснилось, что моб. пакет завалился между стенкой сейфа и газетой. Наконец он был там обнаружен, вскрыт и по расписанному в нем плану началась работа. Так, что не всегда полезен совет - «подальше положишь - поближе возьмешь».
И еще этот факт свидетельствовал о нашей «готовности» А вернее – о нашей беспечности, под большой шум о готовности. Какое было у нас настроение? Я бы сказал двоякое. Во-первых, каждый человек отчетливо представлял себе, что война, есть война. Для многих это смерть, увечья, горе. Война – это разрушение всего созданного трудом человека, это серьезное испытание для всего народа. И не случайно, когда еще не было объявлено о начале войны, но военнообязанных частично уже призывали «на сборы», то уже тогда было много слез. Проводы на сборы выливались в драматические проводы. Люди чувствовали приближение войны. Во-вторых, была у нас и уверенность в своей силе и мощи и в том, что врагу будет нанесен сокрушительный разгром. Мы уверены были, что враг не пройдет, что врага мы будем бить на его территории и ни пяди своей земли не отдадим никому. Мы себе представляли, что страна наша огромна и сильна. А Германия - маленькое государство. Поступали совершенно ошеломляющие сводки. Враг продвигался внутрь нашей территории. Наши войска оставляли один за другим города, крупные населенные пункты, территорию. Война подползала и к нам. На дорогах стали все больше скапливаться отступающие войска, население, скот. Образовались пробки даже на мостиках около Буденновки. И лишь спустя некоторое время мы узнали, какое огромное превосходство удалось создать врагу, какое огромное количество дивизий, танков, самолетов враг бросил против нашей страны. И все-таки не представляли мы тогда масштабов трагедии обрушившейся на нашу страну, всей тяжести несчастья, которое принес с собой в нашу страну фашизм. Будни военного времени В селе Широкино, Буденновского района, был развернут наш мобилизационный пункт. Шла мобилизация людей, машин, мотоциклов, лошадей, повозок и всего, что имело какое-нибудь военное назначение. Работали мы напряженно. На отдых оставалось очень мало времени. Ели на ходу, из своих узелков. Спать приходилось очень мало. В один пасмурный сентябрьский день 1941 года из-за туч вынырнули два немецких самолета. Одну небольшую бомбу они сбросили в центре Буденновки. Затем, прострочив из пулеметов, улетели. И вскоре мы услышали оглушительные взрывы, от которых сотрясалась земля. Это рвались склады боеприпасов на аэродроме близ Буденновки. Туда налетели немецкие самолеты и разбомбили аэродром с «Ястребками», из которых, как тогда говорили, ни один не поднялся в воздух. Для нас это было первое боевое крещение. Война, эта непрошеная гостья, пришла непосредственно к нам. Налеты немецкой авиации участились. Пришлось около военкомата рыть щели и укрываться в них каждый раз, когда появлялись немецкие самолеты. И вот однажды, поехавший в Мариуполь инкассатор госбанка не вернулся. А мы очень ждали его. Нужно было получить деньги и выплатить женам офицерского состава и сотрудникам военкомата. Я, как зав. делопроизводством – казначей с особым волнением ждал инкассатора, т.к. за мн6ой ходили десятки жен офицерского состава РККА. Но инкассатор не вернулся. Выяснить что-либо не было возможности. Телефонная связь с Мариуполем прекратилась. Затем прекратилось телефонная связь со всеми сельсоветом района. В это время шла интенсивная эвакуация учреждений и предприятий в глубь страны. Она вскоре, и как-то внезапно была завершена. Нужно было осознавать, что нет уже ни райисполкома, ни райкома партии, ни милиции. Все эвакуировались в тыл.
Наступило полное безвластие.
Оставался только военкомат. В сентябре месяце 1941 года из комсомола я вступил в партию. Из кандидатов в члены ВКПб, меня принимал политотдел Сталинского Облвоенкомата. 8 октября 1941 года, на автомашину полуторку ГАЗ-АА мы погрузили 5 семей работников военкомата и в сопровождении одного офицера отправили их по маршруту: Таганрог, Ростов, Сталинград – в Мелекесс. Мать взяла Фаину (9 лет), Сашу (6 месяцев), две подушки и немного муки. Больше ничего брать было нельзя, т.к. не позволяла грузоподъемность машины. Как потом я узнал, их по дороге неоднократно бомбили немецкие самолеты. Им не раз приходилось останавливаться и с детьми укрываться в кюветах на обочине дороги. В Сталинграде автомашину у них отобрали. До Ульяновска плыли пароходом по Волге. Так все семьи военкомата оказались эвакуированными в Мелекесс по моему совету. Они приняли предложенный мной вариант эвакуации семей в Мелекесс, за Волгу, в надежде на то, что уж туда-то немцы не дойдут. Спустя некоторое время после эвакуации семей, когда в Буденновке уже не было никакой власти, мы: военком Федоренко, нач. 1 части Кадовбенко, нач. 3 части Плотников и я, зав. делопроизводством, на легковой автомашине (помню – черная была) поехали в Сталино, в Облвоенкомат. Взяли с собой пишущую машинку (печатали мы все, и она нам была необходима). Помню, база райпотребсоюзсбыла открыта. Там никого уже из сотрудников не было. Мы взяли на этой базе мешок муки, ящик масла сливочного и ящик папирос. Папиросы оказались под названием «Душистые», каких я ранее никогда не курил и не знал даже об их существовании. Взяли мы с собой и архив секретного делопроизводства Райвоенкомата. Остальные, не секретные бумаги, сожгли. По дороге заезжали в сельсоветы. Кругом пустота. Все брошено. Бумаги валяются на полу и даже не улице. В одном таком пустом с/совете взяли еще одну, вполне исправную пишущую машинку. Квартиру в Буденновке я запер на замок. Остались все пожитки. Даже запас угля на зиму был. На стене тикали часы «ходики», были прибиты фотографии. Тогда модно было это. Посреди комнаты, на полу, лежала распоротая перина (мать из нее часть взяла на подушки). Одежда, обувь, посуда на кухне, кровать, стол, стулья – все осталось в квартире. Заходи и живи! Сталино (Донецк), Чистяково (Торез) Ехали ночью. В одном селе постучались в хату, чтобы уточнить дорогу. Хозяин удивился, увидев нас. Сказал, что недавно тут проезжали немецкие мотоциклы. В Сталино на центральной улице, попали мы под бомбежку. Но к счастью все обошлось благополучно. По указанию облвоенкомата, архив секретного делопроизводства отвезли в Харцызск. Несколько дней там составляли описи и сдавали. А потом облвоенком приказал ехать в Чистяково (ныне Торез). Там занимались мы эвакуацией ресурсов военнообязанных в глубь страны. Были случаи - находили спрятавшихся в сараях, в соломе, военнообязанных, которые пытались таким путем уклоняться от мобилизации, отсидеться там до ухода наших и прихода немцев. Комплектовали мы команды военнообязанных человек по 100. Назначали старшего. Давали им повозку для продуктов и вещей и маршрут, по которому они должны следовать в глубь страны. Были случаи, когда спустя 2-3 дня, являлся к нам старший команды и докладывал, что команда разбежалась. Мелекесс (Димитровград). Кинель Примерно числа 17 ноября 1941 года, когда немцами была занята вся Сталинская область и недалеко от Чистяково слышна была ружейно-пулеметная стрельба, нас собрал на каком-то полустанке ж/дороги облвоенком. Он объявил, что миссия наша окончена. В документах сделали отметку о роспуске военкомата и о следовании к месту эвакуации семьи. В моей трудовой книжке записано: «Уволен с занимаемой должности в связи с эвакуацией райвоенкомата». Буденовский райвоенкомат-политрук Федоренко.
Это был приказ РВК №39 от 3.11.1941 г. Мое следование к месту эвакуации семьи Товарные поезда медленно двигались на восток. Не нужно было светофоров и семафоров. Поезд за поездом двигался буквально на зрительную связь. Еду на одном из составов на платформе товарного вагона. Холод. Ветер пронизывающий, а укрыться негде. И отчасти, чтобы согреться, отчасти, чтобы ускорить движение, оставляю стоящий долго состав и бегу на поезд, стоящий впереди, метров за 400-500. Хорошо, если успеешь, пока он не тронулся. Но все равно далеко не уйдет. Ведь впереди еще видны составы. Их много. Вся дорога забита. Движение идет в замедленном темпе, и я до Мелекесса (ныне Димитровград) добирался 17 суток. Не раздеваясь, засыпая ночью на тормозных площадках вагонов, питаясь чем Бог пошлет, я все же двигался вперед. И если состав долго стоит у какого-то села - покидаю его. Иду в село. Люди с сочувствием относились. Где покормят, а где что-либо куплю и возьму с собой. Так я добрался до Пензы. А это считай полпути! Но вши заели. Терпеть больше невозможно. Постучался в домик на окраине. Вышла хозяйка. Я показал ей свои документы, рассказал, как долго нахожусь в пути, что изголодался и напали вши, которые не дают покоя. Попросился, если можно, помыться и поспать.
Женщина оказалась очень хорошей. Она разрешила мне ночевать, искупаться, а белье мое прогладила утюгом. В конце ноября или в начале декабря 1941 года, я, наконец, добрался до Мелекесса.
Как вспоминает сейчас мать, когда я пошел в военкомат вставать на учет, мне там сказали, что прописываться не надо, т.к. скоро вызовут и отправят на фронт в действующую армию. И действительно, дня через 4 или через неделю меня вызвали в военкомат. Дали направление в Кинель, под Куйбышевым, где формировалась часть для отправки на фронт. Провожала мать. Я прыгнул на площадку заднего вагона поезда, выходящего со ст. Мелекесс в направлении на Уфу. Состав шел медленно, набирая скорость. Мать бежала за составом. Я кричал ей, чтобы не плакала и не волновалась, чтобы берегла детей и себя, а со мной ничего не случиться. Почему-то именно такая, твердая уверенность была у меня. Какое-то внутреннее предчувствие подсказывало мне, и я, в самом деле, верил в то, что со мной ничего не случиться!
|
...
