Историю прислал Андрей Резниченко, спецкорр. РИА "Новости" Мой дед, Семен Петрович Назаров прошел всю войну в армейской разведке. Дослужился до майора, был награжден Орденом Красной звезды и множеством медалей. Коренной сибиряк, он обладал веселым нравом, крепким здоровьем и дожил до самых преклонных лет. Сразу после завершения боевых действий в Манчжурии в конце апреля 1946 года, дед вернулся в родной город Ачинск, и через несколько лет его комиссовали по старому ранению.
По словам отца, дед о войне ему почти ничего не рассказывал. Может быть, уберегал от ужаса смерти единственного сына, а может быть и сам не хотел вспоминать. Когда я уже стал подростком, а деду стукнуло почти восемьдесят, мы часто беседовали о боевых действиях во время Великой Отечественной Войны. Удивительно, но рассказы о службе в разведке у деда были не по военному несерьезные, какие-то ироничные и даже с юморком. Я храню много его историй. Некоторые из них записал по памяти, а десяток рассказов дед сам занес в тетрадь, которую передали мне после его смерти.
Прокатиться с ветерком. Боевое крещение Семен Назаров принял в июле 1941 года под городом Мурманском. Лето было жаркое в прямом и переносном смысле. Фашисты вели активное наступление на один из ключевых портовых городов Советского Союза, и к утру 2 июля вышли к реке Западная Лица. Армейскую разведывательную группу из четырех человек отправили в тыл гитлеровских горных егерей для взятия «языка». Через водную преграду разведчики переправились по темному времени суток. Половину ночи шли лесом, углубились километров на двадцать от линии фронта. Решили к жилым местам, где расквартировались фрицы, не подходить, а брать пленного на тракте. К утру, выбрав удобное место, затаились в засаде. «Тишина стояла, покой такой благостный, даже не верилось, что где-то идет страшная сеча. Солнце подпаливало крепко, в тени деревьев было не спрятаться», - вспоминает дед.
«Лежим возле дороги, в кустах, замаскировались по всем правилам. Видим, проезжает мотоциклист, едет медленно, постоянно вертит вокруг головой. А тот, кто сидит в люльке, сморенный жарой, склонил голову и дремлет. Понимаем, что это авангард какой-то колонны, охранение», - продолжает он. Надо сказать, что в самом начале войны с Советским Союзом фашисты, опьяненные легкими победами во Франции, Польше и Чехословакии, явно не боялись ударов Красной Армии в тылу. Партизанское движение еще не сформировалось, а те армейские подразделения КА, которые попали в окружение практически без боеприпасов, были слишком малочисленны. «Командир знаками показывает – пропускаем. Ждем дальше. Слышу, едет колонна», - вспоминает дед. «Действительно, через минуту из-за поворота выезжает легковая машина, особенно запомнилось, что она была белого цвета, за ней два грузовика с солдатами и танкетка на гусеничном ходу. Тут уж ничего не поделаешь, надо пропускать всех, слишком силы не равны. Вдруг танкетка издает скрежет, металлический звон и останавливается. Оказывается, непорядок с траком, слетела гусеница. После недолгой беседы офицера из танкетки с тем, кто сидел в легковой машине, грузовики и легковушка двинулись дальше, а три фрица, вылезшие из броневика, под руководством офицера, затеяли ремонт».
Помню, как дед удивлялся – «Ведь не боялись гитлеровцы никого. Как дома были». Гулкие удары кувалдой во время ремонта, разносившиеся на больше расстояние по округе, судя по всему, танкистов не беспокоили, личное оружие из машины они даже не вытащили. Только у офицера на бедре болталась портупея.
«Командир наш, лейтенант Микишин, оборачивается и жестами объясняет, что брать будем только после того, как фашисты гусеницу приведут в порядок. А сам хитро так улыбается, будто задумал что-то», - рассказывает дед. «Как только фрицы закончили стучать кувалдой да присели в тени танкетки с фляжками в руках, мы их и взяли. Выскочили, как черти из кустов. Хендхе хох там и все такое для устрашения. Не стреляли, боялись привлечь внимание. Оставили в живых только офицера. И тут мне командир говорит – садись на место водителя, поедем по дороге на танкетке, зачем ноги топтать. Прокатимся немного с ветерком. Тут то и стало ясно, чего Микишин дожидался – когда фрицы ремонт сделают, а затем проехать за их счет. Я в мирное время трактористом работал и поэтому командир посчитал, что с вражеским механизмом запросто справлюсь. Конечно, глупость была, ребячество, но приказ офицера, да тем более во время боевой операции не обсуждается. Делать нечего, засунули связанного фрица в броневик, я сел за рычаги, управление оказалось простым, машина дернулась пару раз и мы медленно поехали.»
По словам деда, добрались они до ближайшей развилки, сверились по карте, вытряхнули из гитлеровца сведения о том, где посты стоят, чтобы не наткнуться на них, и прокатились еще несколько километров. Затем загнали танкетку в лес, а поскольку взрывчатки не было, вылили из бака горючку внутрь машины да подожгли. Перебрались через реку без приключений. Пленный оказался хоть и офицер, но плавать не умел. «Тем более что со связанными руками и кляпом не очень-то и поплаваешь. Пришлось его по очереди всем тянуть», - вспоминает дед.
А уже в части, когда отчитывались перед начальством, за «променад» на вражеской машине получили разведчики нагоняй по полной программе. «Лейтенанта Микишина хотели вообще из разведки турнуть и в окопы засувать, да помог ему немецкий офицер», - говорил это дед с улыбкой. На мой немой вопрос он ответил: «Больно разговорчивым оказался фриц. Полезным».
В конце концов лейтенанта Микишина оставили в разведке, но уже не командиром разведгруппы. Через месяц, во время очередной вылазки во вражеский тыл, его убил снайпер.
Редакция сайта не отвечает за достоверность присланных читателями писем и историй
|