|
Историю прислала Любовь Тюлькова Мой дед, Тюльков Николай Ильич, окончив школу в 41-ом, поступил в военное училище, а с 1943 года ушел на фронт. Доблестно пройдя всю войну, дослужившись до звания лейтенанта, был награжден множеством медалей и орденов. Однако в течение своей жизни практически никогда не говорил ни о медалях, ни об ужасе Войны, оставаясь в сердцах родных любимым и любящим человеком. О днях, проведенных на фронте, я узнала из его писем и небольших рассказов. Случилось это, к сожалению, лишь после его смерти...
Вот одно из его воспоминаний...
Я был в ту пору командиром взвода 45мм пушек. По пути от штаба батальона во 2-ю роту, куда я шел, чтобы договориться с Женькой ротным о взаимодействии в предстоящем наступлении, меня остановил связной Костя, шедший рядом: – Товарищ лейтенант. Вас какая-то девка зовет. Я с недоумением посмотрел на него. – А вот, поглядите, догоняет. Подошла девушка. Представилась: – Санинструктор, ефрейтор... Отдышавшись, она продолжала, немного растягивая слова и мило окая. – Из медсанбата я. Назначена во 2-ю роту. Никогда здесь не была. Начальник штаба приказал с вами идти. Девушка старалась держаться спокойно, но в серых глазах было радостное волнение. Простое русское лицо, залитое девичьим румянцем и окрашенное выражением плохо скрываемого счастья, было красивым. Я с любопытством смотрел на нее. Она отвела взгляд и стала поправлять и так аккуратно висевшую на ней санитарную сумку. Заговорил Костя:
– Слышь, ефрейтор! Ты, небось, землячка моя, Владимирской губернии, а уезда Покрова? – Не угадал, парень. Из Сибири я. – Все равно землячка. Возьмем, товарищ лейтенант? – Возьмем. Мы шли по земле, изрытой воронками, тут и там перепаханной натруженными солдатскими руками, заваленной металлическим храмом, когда-то представлявшим грозную боевую технику. Ветер бросал в лицо снежную кашицу, срывал последние жухлые листья с редких деревьев. Иногда я оглядывался назад в ее сторону, видел одухотворенное улыбающееся лицо и думал: “Кругом окопная грязь, тяжелое солдатское ремесло, смерть, крепкий махорочный дым, запах горелой земли, пота, и … такое лицо… Чему она улыбается?.. Отчего?..”
Не в армейской промокшей одежде, в гражданском платье, среди цветов или спелой ржи с васильками в солнечный летний день представил я ее, с ромашками в русых волосах. Мы не успели подойти к НП командира роты, как встретил солдат: –Товарищ лейтенант, командир роты сказал, чтобы Вы зашли к нему. А тебе ефрейтор,– поворачиваясь к санинструктору, продолжал солдат- командир роты приказал вон в ту землянку идти. Он показал в сторону обгоревшего дерева на скате высоты. –Там у нас санпункт налажен. Санитары, носилки и все такое. А ты чего смеешься? Чудно… Ей приказ предают, а она улыбается! Тоже мне краля»! Тут такое сейчас будет, а она… Присылают всяких! Я поспеши к командиру роты на НП. Постояв немного, она пошла к землянке с обгоревшим деревом. Когда мы с ротным обо всем договорились, я сказал: – Ну, Женька, кажется, у тебя в роте новый санинструктор. Он хотел что-то сказать, но его позвали к телефону артиллеристы. Женька говорил по телефону, а я смотрел в сторону обгоревшего дерева. Санинструктор наблюдала за НП. Ротный, возвращаясь ко мне, был уже рядом, когда над головой разорвался снаряд. Обдало запахом пороха, фыркая и свистя, пролетели осколки. Женька упал тут же, обрызгав меня своей кровью, теплой и липкой. Он лежал в траншее на спине, неловко запрокинув голову. Вместо лица была бесформенная кровавая масса. Земля под головой стала коричнево-красной. У меня в ушах стоял гул. Тошнило. Кружилась голова.
– Куда ты, дура! Назад! Назад, тебе говорят, туды, твою… – кричал старый солдат – телефонист с рыжими усами. Скуластое его лицо было красным от крика, а санинструктор, слегка пригибаясь к земле, бежала сюда, к нам, где лежал ротный. Несколько шагов оставалось до траншеи, как она остановилась, нелепо согнулась и упала. Слетела шапка, рассыпались волосы. Лицо, недавно выражавшее удивительную милую улыбку, было бледным и мертвым. На открытые глаза и рот падал редкий снег, швыряли землю рвущиеся рядом снаряды.
А потом через несколько часов было в сотни солдатских глоток русское “Ура”. Была атака и был бой. Перебегая от одного орудия к другому, я свалился в воронку и увидел старого солдата связиста с рыжими усами. Нога его была перевязана, лицо бледно и потно. Руки беспомощно лежали на земле. Тяжело дыша, мы смотрели друг на друга. Солдат попросил:
– Сынок, сверни закурить моего самосаду. Вот здесь, в гимнастерке, в правом кармане. Руки не слушаются. Я стал вынимать портсигар и выпала фотография. Два смеющихся веселых лица. Женьку я узнал сразу, а вот… – Земляки они мои. Из одного поселка. А Варька-то невеста его. Только вчера узнали, что в одной дивизии воюют. Похоронил я их. Говорил он с трудом, кусая запекшиеся губы. Н.И. Тюльков
|
