 |
|
Он стоит передо мной, такой старый, морщинистый, невысокого роста, почти лысый. Уголки его губ растягиваются, он старается улыбнуться как можно шире. Ямочки по бокам рта очень глубокие. Даже когда его лицо не выражает никаких эмоций, эти две складочки всегда остаются на месте. Сразу видно: оптимист. Он немного сутулый, палочка в руках, яркие, живые и не по возрасту молодые голубые глаза. Глаза, раскрывающие всю его душу! И, несмотря на две складочки в уголках губ, видно, что он очень много повидал на своём веку. Какой-то странный, нежный, то ли серьёзный, то ли грустный, то ли опытный, то ли весёлый дедовский взгляд. Как будто старик Хоттабыч, того и гляди, выдернет волосок из бороды и произнесёт волшебные слова. Он стар, но душа его молода, он живёт, не замечая своего возраста. Его тонкие морщинистые пальцы тянутся к моим маленьким розовеньким детским ручкам. На нем кепка времён царя Гороха, старая, давно выцветшая телогрейка бежевого цвета, застёгнутая только на одну пуговицу, брюки или что-то похожее на них, кирзовые сапоги, видавшие много на своём веку, давно потерявшие блеск, но дед всё равно их любит. «Они свои-родные, ещё ни разу не подводили». В руках у него сигарета. Его взгляд медленно скользит по мне, временами останавливаясь, как будто что-то представляя или с чем-то сравнивая. А, может быть, он думает: «Ведь в ней моя кровь». А у меня в голове нет почти никаких мыслей, кроме того, что это мой прадед - Дмитриев Александр Михайлович, ведь я ещё маленькая, а он взрослый и опытный, и я ещё ничего не понимаю...
Позади стоит его жена – Зоя Андреевна Дмитриева (Грибкова), старушка в древнем платке, тоже улыбается. Они живут вместе всю жизнь, они тоже были молодыми, они тоже были маленькими... А я стою и тяну свои короткие ручонки к ним, я маленькая, я пока ещё ничего не понимаю. Ему уже за 90, она тоже немолода, но они не сдаются и живут. А ведь когда-то она была статной русской красавицей с длинной русой косой, а он был сыном купца, тоже недурён собой и умён. Но всё это прошло... Время оставляет свой отпечаток на людях. На улице пока светло, озеро возле деревянного дома поблёскивает, отражая лучи заходящего солнца, а я ловлю солнечных зайчиков, сидя у него на руках, ведь я ещё маленькая, я ещё ничего не понимаю.
Не понимаю я и того, что был период в их жизни, когда люди не улыбались, а плакали, кода под угрозу были поставлены миллионы судеб и жизней, пять страшных лет, пять лет мучений, пять лет Второй мировой, Великой Отечественной войны. А я сижу на руках у обычного рядового солдата, прошедшего всю войну, имеющего семь ранений, одно из которых в живот, у которого более двадцати наград, в том числе «За храбрость», «За отвагу», «За оборону Москвы», «За взятие Берлина». Он ушёл на фронт почти в самом начале войны, в ноябре 1941 года, он прошёл от Москвы до Берлина, от начала и до конца. Служил он на Волоколамском направлении, попал туда в самое тяжёлое время, когда фашисты были уже очень близко к нашей столице. Нужно было сражаться, и он бился. Он - человек, которым я горжусь, он - мой прадед. Ну и что, что он не генерал? Ну и что, что он не маршал? Пока все высокие чины командовали, предлагая победу за жизни людей. Кто сражался за родину? Обычные рядовые солдаты!
Александру Михайловичу было тридцать девять лет, когда он пошёл служить Отечеству. У него было трое детей. Старшему – двенадцать, младшему, моему дедушке, не было и года. Они жили в деревне Кореньки, недалеко от города Калинин (ныне Тверь), куда бежали во время раскулачивания. Он видел всё на своём веку: ужасы войны и радости жизни. Когда Александр Михайлович уходил на фронт, вряд ли кто-то думал, что он вернётся, но это был МОЙ прадед, он обязан был вернуться.
И в стужу, и в жару, через болота, реки, поля, леса, степи, города, развалины, через трупы и горести войны, он шёл, он воевал... он был одним из тех, кто выжил во время битвы под Москвой, ведь именно по тому направлению наступали фашисты и именно там нами был нанесён контрудар. Служил он в пехоте, служил Родине. А в Тверской области остались его жена и дети - самое дорогое, что у него было, и он обязан был вернуться, ведь его ждали.
Когда Александр Михайлович воевал, Зоя Андреевна переживала другие горести войны. Их деревня была в девяти километрах от ближайшего крупного села. Кормилец ушёл на войну, она осталась одна с тремя детьми. Глушь. Леса. Болота. Но пришёл 1942 год, фашисты были рядом. В ноябре началась битва, которую многие уже забыли, на фоне Сталинграда она осталась незамеченной, но она была не менее значимой – битва подо Ржевом. Там русская армия потеряла почти два миллиона человек, два миллиона своих лучших воинов. Для фашистов эта местность являлась очень лакомым кусочком, с Ржевской возвышенности они планировали начать своё наступление на Тверь, а потом снова на Москву. Но русские войны заставили противника отступить. Пока солдаты сражались, командующие собрали женщин из соседних деревень и заставили их копать глубоко в лесах огромный котлован... И по сей день там захоронены тысячи останков бойцов Красной Армии.
Зоя Андреевна за четыре года войны вырастила троих детей, несмотря на голод, холод, отсутствие поддержки и известий от мужа. Четыре года долгих ожиданий, четыре года горя, четыре года адского труда - четыре года войны прошли... И мои прародители выдержали, они вытерпели! Зоя Андреевна вырастила детей, а Александр Михайлович вернулся. Он прожил 96 лет, она - 93 года. Они были и остались вместе, навсегда, в той маленькой вымершей деревне Кореньки, в Тверской области. Они чувствовали друг друга и понимали с полуслова, они даже умерли в один год, с разницей лишь в четыре месяца.
А я... я уже не такая маленькая, и я уже всё понимаю. И я наследница этой Победы. Я должна уважать моих предков, любить и знать о них всё. Я не могу позволить себе забыть что-то, ведь я уже не маленькая, и я всё понимаю.
|
