 |
|
Историю прислал Александр Копаев. Чем дальше уходит в историю Вторая мировая, тем чаще вспоминаешь пережитое, анализируешь все случившееся с тобой, ее последствия. В юношеском возрасте с удивлением и интересом слушал рассказы участников Первой мировой, гражданской войн, удивлялся рассказам ветеранов, в особенности о преодолении ими чувства страха перед смертью. Мне казалось, что прошедшего времени было достаточно, что бы забыть о прошедшем. Но это оказалось не так. Прошло 60 лет, как отгремел салют Победы над Фашизмом, а ветераны продолжают воевать во сне. Не раз, сдавленным нечеловеческим криком, воюя во сне, поднимал со сна своих близких сам, мечась в постели, пробуждался в холодном поту. Интересный психологический парадокс: ночью во сне приходит все самое тяжелое и страшное, но когда меня просят рассказать о войне, приходит на память курьезное и смешные эпизоды боевой жизни. Страшное приходится "выдавливать" из памяти волевым усилием, но самые ужасные эпизоды: возвращение из разведки за линией фронта, морское "Полундра!!!" в штыковой атаке, на памяти всегда┘ Возвращение из-за линии фронта. По узкой, в два метра ширины и 200 метров длины разминированной сапером нашей же группы, дорожке до нейтральной полосы. Лежу, тесно прижавшись к земле под свистом бомб, хаотически сброшенных немецкими самолетами после неудачной попытки отбомбить цели в глубине нашей обороны, одновременно рвутся мины от стрельбы "по квадрату" минометной батареи. Ничего кроме высохшей травы и чахлых кустиков, даже нос уткнуть негде. Нас семеро, я третий. Впереди сапер, за ним разведчик, за мной другие четыре разведчика, хода назад нет, кругом мины противопехотные и противотанковые. Только вперед! По узкой тропинке проверенной сапером, двести метров жизни и смерти, до проволочных заграждений, за ними нейтральная полоса, почти дом. А пока земля дрожит, грохот и разрывы, большие и маленькие справа и слева, спереди и сзади, и кажется, что следующий, вот он, твой. Земля становится дыбом от одновременного взрыва тяжелых бомб и детонирующих мин. Свист осколков и удары комьями земли, бьющими по телу, гулом отдаются от ударов по каске. Сколько времени длился этот ад не знаю, но вдруг все стихает, самолеты ушли, перестали свистеть мины и осколки. Звенящая тишина, тяжелая голова, уши заложены, как будто набитые ватой. Чувствую удар по подошве сапога. Приподнял голову, ни сесть, ни встать нельзя: светает, мы на виду. Оглушенный, как и я, разведчик, объясняет пальцами рук: двое ползших за мной разведчиков ранены, но перевязаны и в состоянии двигаться дальше. Связавшись, тем же способом, с впереди ползущим разведчиком, получил сообщение: все двигавшиеся впереди в порядке. Командую продолжать движение. Вот и долгожданная "колючка", сапер обеспечивает проход всей группы, покидая "колючку" последним. Залегаем, изготавливаемся к бою. Рассвело. Убедившись, что мы не замечены, перемещаемся к своему переднему краю ползком, через 50 метров нас встречает группа прикрытия. Короткими перебежками приближаемся к первой траншее, сваливаемся в нее, облегченно вздыхаем. Дома. Судьба меня уберегла, но полностью пришел в себя только на третьи сутки. На вещмешке обнаружил до десятка осколочных пробоин, полотенце, иссеченное осколками полностью, пришлось использовать как ветошь для чистки оружия. Эта разведка мне впервые пришла из реальности во сне, в конце далекого 45-го. Это случилось во время сдачи государственных экзаменов в Военно-морской медицинской академии. Мы были первыми курсантским выпуском после ее создания, и экзамены приходилось сдавать тогдашним светилам медицины. Волновались не меньше чем на передовой. И в ту ночь, памятного первого экзамена, мой сосед по койке, друг и товарищ Игорь Солдатов, сильно встряхнув меня, разбудил, выведя из кошмарного сна. В том сне я, несвязно крича, размахивая руками с искаженным лицом и безумными глазами, возвращался под взрывами авиабомб и разрывами мин через линию фронта, к так долгожданной "колючке" - домой, в окопы своего переднего края из той памятной вражеской траншеи. С тех пор этот сон сопровождает меня всю жизнь. С разными вариациями. "С минного поля прорвался, прорвешься и через экзамены" - сказал, сильно встряхнув меня, Игорь. Экзамены сдали, штурмом морячки брали науку, так же, как до этого ходили в штыковые атаки. Настоящим солдатом я стал не сразу. Вспоминаю, как в один из первых дней войны, 5 июля 41-го, в составе только что сформированной 2-й курсантской бригады морской пехоты Высших морских учебных заведений, в батальоне Военно-морской медицинской академии, сидя на ящиках с боеприпасами, двигался на грузовике к месту дислокации батальона. В то время многие курсанты самозабвенно верили тому, что внушала пропаганда - Германия не будет воевать против СССР, самого мощного и самого сильного государства в мире. Верили в то, что германские коммунисты во главе с Э.Тельманом, не позволят развязать эту войну. Но уничтожили нацисты коммунистов в концлагерях, погиб и Эрнст Тельман. А германский солдат воевал против нашей страны с нечеловеческой злобой и ненавистью, чем сам себя и обрек на поражение. Мы многое тогда не понимали, не понимали что такое фашизм, что такое современная война, мы надеялись на какое то "братание" немецкого солдата. Воспитанные в духе популярных кинофильмов "Мы из Крон штадта", "Чапаев" (и сейчас смотрю их с юношеским восторгом), мы были слишком самоуверенны. Мы считали, что, став в цепь во флотской форме, в тельняшках и бескозырках, с винтовками с примкнутыми штыками наперевес, и идя в "психическую" с криками "Полундра!!!", мы заставим немцев сдаваться в плен и бежать. Трагедия заключалась в том, что наши командиры и воспитатели сами не знали, что такое современная война и не представляли ее себе. Не имея боевого опыта, политически и психологически не подготовленные к войне, они готовили нас больше "паркетными шаркунами", а не защитниками отечества. Мы не имели понятия о страхе, который придет позже, мы отлично знали и исполняли строевые, караульные и дисциплинарные уставы, но очень плохо обучались боевым уставам, к тому же недостаточно учитывающим особенности современной войны. Мы плохо были обучены рукопашному и штыковому бою, в то же время строевой подготовке уделялось громадное внимание и колоссальное время. И мы это почувствовали сразу, столкнувшись с хорошо физически и по-своему идеологически подготовленной, отлично вооруженной современным оружием гитлеровской армией. Наш курсантский батальон начал постигать азы войны на охране от немецких десантов войсковых тылов Ленинградского фронта. Первый кошмар бомбежки мы видели вдалеке от передовой, на наших глазах гибли мирные сельские жители, скот, разрушались и горели постройки. Сердце обливалось кровью, но мы, находясь в укрытии на опушке леса и не имея никаких средств борьбы с самолетами, ничем не могли хоть как-то повлиять на развитие событий. Лишь накапливалась злость и ненависть к фашистским захватчикам, бравшая верх над страхом. Был заложен первый камень в формирование солдата. Я очень осторожно отношусь к рассказам тех участников войны, которые бравируют отсутствием страха. Я им не верю: такой человек или говорит неправду, чтобы показаться "героем", либо был далек от экстремальных условий фронтовой действительности. Отсутствие чувства страха для нормального человека ненормально, страх - проявление инстинкта самосохранения, свойственного всему живому, его естественная реакция на опасность. Важно как человек справляется с этой реакцией, как его воля пересиливает страх. Жизнь показывает, что им можно управлять, его подавление вполне возможно и что отсутствие страха есть само по себе проявление ненормальности психики. Вспоминаю себя молодым, необстрелянным и необученным бойцом, испытывающим сильное чувство страха. Более всего боялся остаться калекой, считал, по юношеской глупости, чем быть раненым и увечным, быть лучше убитым. Но, побывав в бою, понял, жизнь это великий дар природы, который нужно беречь, не отдать или потерять по глупости и жить так, чтобы не было больно за то, что она прожита бесцельно. Первая штыковая атака. К ней готовились тщательно. Штурм переднего края был назначен на рассвет следующего утра. Непосредственно на подготовку к бою - один час. Предстояло тихо проползти вплотную к первой траншее противника метров шестьдесят по нейтральной полосе, и в пятнадцати-двадцати метрах от нее, под прикрытием ручных гранат, бросится в штыковую атаку, уничтожить или выбить немцев из их окопов и закрепиться. Все лишнее вытряхнул из мешка, чистое белье переодеть не успел, заложил его на донышко. Запасные носки и полотенце засунул в котелок вместе с ложкой и флягой воды. Подогнал лямки, чтобы мешок не болтался и не мешал, положил в него картонную упаковку с шестьюдесятью патронами. Перепоясал бушлат широким флотским ремнем, слева закрепил на нем брезентовый чехол с двумя гранатами РГД, справа - финский нож в чехле, проверил запалы к гранатам. В правый наружный карман бушлата положил три обоймы патронов, их легче было достать для перезарядки винтовки. По карманам брюк растолкал индивидуальные перевязочные пакеты, загнал патрон в патронник, взял затвор на предохранитель. Проверил крепление штыка. Проделав все положенные операции и убедившись, что ничего не забыто и ничего не звенит, присел на корточки, свернул "самокрутку" и закурил в рукав. Рядом со мной готовились к атаке морячки-однополчане. Курил нервно, глубоко затягиваясь. Руки слегка подрагивали, тело было напряжено, дрожало мелкой дрожью, обычный фронтовой "мандраж", нервозность, состояние страха. Говорить не хотелось, рой мыслей толпится в голове, перебивая друг друга. Пришла в голову и мысль о боге, попросил его о помощи. Подумал о возможном ранении, плене. Плену и издевательствам всегда предпочитал избавительницу с ласковым женским именем - "Фенечка" - гранату Ф-1. Она, по крайней мере, позволит забрать на тот свет несколько врагов. Проверив положение кольца взрывателя, положил ее особняком - в левый карман бушлата. Чтобы успокоиться попытался себе представить предстоящий бой. Прийти в себя так и не успел, команда "Вперед!". Все мысли вдруг пропали, как будто нехотя моряки стали тихо выползать из окопов. Перевалив через бруствер, поползли в сторону немецких окопов. Ползли, казалось, вечность. Хотя и начало сереть, было еще достаточно темно. Низовой туман скрывал ползущих, прерывистое дыхание массы людей создавало иллюзию, что дышит земля. Единственная мысль сверлит мозг - не быть замеченными преждевременно. Когда до немецких окопов оставалось метров пятнадцать-двадцать, достал из-за пазухи бушлата бескозырку, надел ее на голову, плотно закрепил резинку. Снял затвор с предохранителя, вынул из чехла РГД, убедился в наличии на ней осколочной "рубашки". Вставил запал и приготовился к броску. В этот момент впереди метрах в десяти, поднялась фигура командира, хриплое "Ура!", одиноко прозвучавшее в туманной предрассветной тишине, подхватило многоголосое матросское "Полундра!!!", крепкие слова боцманского жаргона. Справа и слева поднимались фигуры моряков, отрывавшиеся от земли. Но какая то сила, прижимая меня, мешала мне сделать то же самое. Понимая, что могу быть принят за труса своими же товарищами, мобилизую всю силу воли. Трусость, особенно среди моряков, не имеет прощения. Страх можно победить, трус подведет в любую минуту. Моряки трусам не давали пощады. Оторвался от земли через силу. Согнувшись по пояс, сделал несколько неуверенных шагов. Обожгла мысль, в руке взведенная граната. Бросил ее широким броском, с винтовкой наперевес, выпрямившись, набрал воздух полной грудью: "Урра!!!" и - вперед. Ненависть одолела страх. Матросское полундра и "ура" слилось в сплошной рев, немцы открыли автоматный огонь, но было уже поздно, началась рукопашная. Крики, шум, выстрелы и автоматные очереди, взрывы гранат - все смешалось. Все мысли улетучились, чем громче я кричал и чем быстрее бежал, тем быстрее сливался с массой наступающих, превратившихся во все сокрушающее ревущего зверя, заполняющего немецкие окопы. Все мелькает перед глазами, как в калейдоскопе, я как бы провалился в грохочущую бездну, все как в бреду, как в пьяном угаре. Среди этого кровавого тумана наяву, так же, как потом каждый как во сне, вижу искривленное болью, как бы удивленное лицо немецкого солдата, упавшего на землю после моего выстрела "навскидку". Затем удар немца штыком в грудь. Особенно запомнилось лицо молодого солдата, почти юноши с широко раскрытыми по арийски большими и светлыми глазами. Он не хотел умирать, в них застыло удивление, испуг и страх смерти, когда я ударил его штыком. Он падал медленно, сползая со штыка, выпу стив из рук автомат. Каждый раз, переживая прошлое во сне, содрогнувшись и просыпаясь в мелкой дрожи и в холодном поту, возвращаешься к мысли: в любом бою такой вот, голубоглазый в рогатой каске и мундире мышиного цвета, мог убить тебя, а умирать и мы не хотели! Справа от меня в немецкий окоп впрыгнули два матроса, двинувшись дальше вместе, через несколько метров наткнулись на блиндаж. Я рывком открыл дверь, а один из матросов швырнул в блиндаж противотанковую гранату. Захлопнув дверь, упали на дно окопа, взрывом разнесло блиндаж и его дверь в щепки. В землянке стоял густой дым, царила тишина. Мы, разгоряченные и уже увлеченные боем, двинулись дальше, окопы стали наполняться моряками, напряжение боя стало спадать. Но внутренне напряжение не стихало, меня стала бить какая то мелкая внутренняя дрожь, голова горела. Снял бескозырку, прислонился горячим лбом к стене окопа. Не почувствовав облегчения, начал крутить самокрутку, но не смог: дрожали руки. Попросил "сорок" у рядом курящего матроса, и хотя не почувствовал крепости махорки, выкурив остаток самокрутки и задержав ее дым в груди, почувствовал как внутренняя дрожь стала утихать. Осмотрел себя, бушлат местами порван, выпачкан кровью. На кистях рук, винтовке и штыке - засыхающая кровь. Ощупав себя и не ощутив боли, понял, кровь не моя. До сих пор помню радость, охватившую меня. Поступила команда закрепиться. Начали обживать захваченные окопы, соединили их в единую оборонительную линию. Выбрал удобное по высоте место с хорошим обзором для прицельной стрельбы с бруствера. Рядом - ребята, с которыми брали блиндаж. На переднем скате окопа выдолбил в земле нишу для гранат с запалом и патронов. За спиной - тоже в нише, поместил вещмешок √ какой-никакой, а личное тыловое обеспечение. Почти домашний уют. Эвакуировали раненых, убрали убитых. Сзади вырыли две братские могилы: для наших и, отдельно, для немцев. Собрали валяющееся оружие. Очистили окопы от завалов, отремонтировали взорванные блиндажи, землянки, огневые точки, начали оборудовать новые. За ночь прорыли траншею, соединяющую старую линию обороны с новым передним краем, саперы установили несколько рядов мин. Пополнили боезапас, в термосах доставили горячую "блондинку" со свиной тушенкой, ворошиловские сто грамм. Стало веселее. На захваченный участок - насыпь узкоколейки, перебросили две роты моряков, батарею "сорокапяток", пулеметный взвод. В насыпи оборудовали пулеметные ДЗОТЫ для пушек. Ночь прошла спокойно, только немцы непрестанно пускали осветительные ракеты, опасаясь продолжения нашего наступления на созданном плацдарме. Обычный день войны, бои местного значения - самые кровавые и наиболее ожесточенные. Еще один из боев "местного значения". Я уже командир роты разведки в бригаде морской пехоты на "Невской Дубровке". Одному из батальонов поставлена задача отбить у немцев участок насыпи узкоколейки у рощи "Фигурная" - единственном твердом и возвышенном месте среди многочисленных торфяников в нашей полосе фронта. С рассветом рота моряков первой волны наступления неожиданно ворвалась в немецкие окопы, нарушила связь и систему огня. Вслед за первой волной, пошла вторая волна - в составе батальона. Немцы были выбиты со своего участка обороны и частично уничтожены. С помощью других подразделений бригады, батальон начал закрепляться на отвоеванном участке. В этом бою участвовала и моя рота, прикрывая правый фланг наступающего батальона, защищая его от флангового удара и захода в тыл. После боя оборудовали два наблюдательных пункта для изучения переднего края противника. Продвигаясь с разведчиками, возле одной из захваченных немецких землянок натолкнулись на умирающего тяжело раненого моряка из передней волны наступления, рядом лежали два убитых немецких солдата. Я попытался оказать раненому посильную медицинскую помощь, но ранения не оставляли надежды на жизнь. Однако, несмотря на большую потерю крови, был еще в сознании и мог говорить. Умирая на моих руках, он успел рассказать, что в бою был ранен и два немецких солдата, схватив его, потащили в свой окоп. Понимая чем грозит ему плен, моряк сумел вытащить заветную "Фенечку" и зубами вырвать кольцо. Взрывом гранаты оба немца были убиты, а моряк получил еще одно ранение. - "Зачем ты это сделал", спросил я, понимая, что в такой ситуации сделал бы то же самое. - "Из-за страха плена", ответил он. "Они моряков мучают особо жестоко, перед убийством изгаляются всячески. А граната убивает сразу". Приняв последний вздох матроса, предпочтившего смерть плену, закрыл ему глаза, взял документы. Сопровождающие меня матросы вынесли тело героя на пункт сбора убитых. Документы сдал в штаб бригады и сопроводил их рапортом. Героя похоронили в отдельной могиле и представили посмертно к правительственной награде. Анализируя аналогичные случаи, пришел к выводу, что и другим героям, выбравшим смерть под страхом пленения, было умирать также страшно, как обычным людям. Жить хотели все. Но в силу безысходности ситуации, они, проявив силу воли и преодолев трусость, бросали горящие самолеты на машины и танки врага так, как это в первые дни войны сделал капитан Гастелло. Они, горящие ненавистью, подрывали себя вместе с врагом гранатами так, как это сделал другой моряк - старшина матросского батальона Севастопольского училища береговой артиллерии Александр Мальцев на Малаховом кургане Севастополя, как это сделал матрос бригады морской пехоты на "Невской Дубровке". Страх, пережитый ужасом, становится ненавистью, порождающей героизм. Страх, безусловно, можно победить. Вот что писали в своей замечательной повести "Лекарство против страха" братья Вайнеры: "Мы все предрасположены к этой болезни - естественной реакции наших далеких предков на окружающий мир, таинственный, опасный, непонятный! Мы несем её в своих генах. Но одни воюют со страхом всю жизнь и побеждают, а другие сдаются ему - сразу или постепенно. " Человечество безгранично богато, прекрасно и мудро, и мешает ему быть счастливым только одно - страх". "Если хотите ничего не бояться, говорил еще римский философ и писатель Сенека Младший, вспомните, что бояться можно решительно всего". Но как победить тяжелое наследие войн у стариков-ветеранов, к которым во сне приходят страхи, связанные с пережитыми ужасами? Их, эти страхи, не вылечить лекарствами. Эти страхи не уходят при жизни. Они пожизненны, они в душе ветерана, составляют ее и покидают его плоть вместе с душой. Страхи войны не будут в душе человека только, если не будет самих войн. Дай Б-г Вам спокойствия на душе и добрых снов! Израиль, Ришон-ле- Сион
Редакция сайта не отвечает за достоверность присланных читателями писем и историй
|
