|
Истории прислал Антонов Виталий Александрович. История каждой семьи это сюжет для романа. Но это не роман, а правдивые истории о мужестве. Шурка и самолет. В конце лета 1943, над Смоленщиной, возвращался с успешно-выполненного задания двухмоторный самолет. До аэродрома оставались считанные минуты лета. Летчики были довольны и спокойны от чувства выполненного долга. Размеренно гудели двигатели, а перед самолетом бежала по земле его тень. Вот тень пересекла Ерошинские луга, реку Вязьма и заскользила по мелколесью. Гул самолета не был неожиданным и поэтому, когда самолет приблизился, Шурка уже стоял спиной к раскидистому кусту, спрятавшись от надвигающейся опасности. Эта остановка не входила в планы мальчишки, который шел к реке, чтобы, из подобранной на месте боя и предусмотрительно спрятанной от матери, винтовки трехлинейки постараться оглушить на мелководье несколько рыбин – плотвичек для ужина. Конечно, для рыбалки военных лет лучше бы пригодилась граната или толовая шашка, но взрывчатка закончилась. Была винтовка и горсть желтых патронов. Причем, одна обойма предусмотрительно заряжена в «магазин». Самолет летел над «своей», занятой немецкими войсками территорией, но он летел над землей, на которой Шурка вырос и которая, на самом деле, была не немецкая, а его, Шуркина. Возмущенный Шурка поднял винтовку и, когда машина скользнула над его головой, нажал спуск. Выстрел грохнул и потерялся в шуме взревевших моторов. Там на высоте маленькая 9-ти граммовая пуля встретилась с тяжелым самолетом и нашла в нем уязвимое место. Самолет резко взмыл вверх, а Шурка рванул в овраг и спрятался, ожидая, что самолет развернется, разглядит на земле его фигурку и земля запылит от пулеметных очередей. Нет. Пилотам было не до охоты на мальчишку. Саомолет не мог удерживать набранную высоту и заскользил к земле, стараясь дотянуть до аэродрома, до поселка Холм-Жирковский. Однако усилий пилотов и инерции машины хватило километра на три. Самолет прошел над Самыкиным - родной Шуркиной деревней, пересек поле и смог приземлиться на окраине соседней деревни - Княжино. Пилоты нашли лошадь и уехали на аэродром. Для круглосуточной охраны самолета прибыли шесть немецких солдат, которые несли свою службу до начала карательной операции против партизан. Поодиночке и группами партизаны прорывались из блокированных Вадинских лесов. Опасаясь партизанского гнева, немцы исчезли, предоставив местным мальчишкам возможность разбирать самолет на куски дюраля, мотки проволоки и массу других интересных предметов. Литературный герой Василий Теркин за такой подвиг был признан героем, а смоленский мальчишка - Шурка, мой отец - Антонов Александр Павлович просто вспоминает, что в 14 лет сбил немецкий самолет. Мужество Наташи Комаровой. Немцы прорвали фронт севернее Смоленска, их мотострелковые части как стальной вал накатились от Духовшины на Батуринский район, проселками и большаками они расползались, опять сливались в колонны и рвались на восток. В деревне Быково, в нескольких километрах от станции Канютино, лежали тяжело раненные. Не было ни машин, ни лошадей для их эвакуации. Наши окровавленные и растрепанные части, сворачивали с «перерезанных» большаков, старались оторваться от врага. Была дорога каждая минута. Возможно, случится чудо, возможно в деревню заедет случайная полуторка, или обоз какой то войсковой части и тогда, возможно, удастся спасти раненных, а пока оставалось надеяться только на чудо. На околице деревни спешили окопаться несколько молодых солдат - оставленный для прикрытия комсомольский «заслон». А там, в сельской школе, среди стонов, заскорузлых от крови бинтов и людской боли оставалась 19-летняя санитарка Наташа Комарова. Поднимая дорожную пыль, к деревне мчались немецкие мотоциклисты. Когда они приблизились на полсотни метров, раздались винтовочные выстрелы, перевернулся передний мотоцикл, на другом мотоцикле немец упал лицом на ручной пулемет. Но против «заслона» наступали опытные вояки. За несколько секунд враг рассредоточился. Затрещали автоматные и пулеметные очереди и понеслись к нашим бойцам горячо жалящие пули, навылет пробивающие давно не стиранные гимнастерки, новенькие звездочки на пилотках и молодые тела. Путь в деревню был открыт... Смерь, в образе немецких солдат, ворвались в школу. Здесь вояки экономили боезапас. Раненных добивали расчетливо и не спеша. Наташа металась среди раненных, загораживая их собой, хваталась за горячие столы автоматов, стараясь отвести их в сторону. Удары сильных мужских рук и кованых сапог сбивали Наташу с ног, но она вставала снова и снова, растрепанная, окровавленная своей и чужой кровью, выполняющая свой последний долг человека, медика и солдата. Вставала и опять заслоняла собой раненных, вставала, опять хваталась за автоматный ствол, пока не приняла в грудь пригоршню свинцовых пуль, пока не захлебнулась хлынувшей горлом кровью, пока хватало сил и жизни. А теперь обращение для тех, кто прочитает этот рассказ. Для тех, у кого есть Нива или УАЗик. Кто будет путешествовать в Смоленских краях. От станций Канютино или Игоревская железнодорожной ветки Сафоново-Владимирский тупик, полчаса езды до речушки со светлым названием Света. На горе за речкой - умершая деревня Быково. На краю разрушенная школа. Рядом со школой - могила Наташи в окружении ветхой и выгоревшей оградки, которую много лет назад просила сделать для дочери покойная мама Наташи. Я был у Наташи больше двадцати лет назад. Возможно, и ограда уже рухнула. Проведайте Наташу, помяните, подправьте, оградку, подкрасьте маленькую пирамидку жестяного обелиска и гордитесь, что Вы, мы и она одной, Российской крови. Сердечная рана. Я не знаю, есть ли на современных дорожных картах деревня Нивки. Она была недалеко от Быкова. Найдите следы бывшей деревенской улицы и закройте глаза. 1941 год. В России большая жара. И большая беда над Россией. По улице топот сотен ног. Идет колонна бойцов. Бывших бойцов. Идут русские пленные. Идут наши отцы, деды, прадеды. Идут солдаты, у которых вырвано из рук оружие. Кто виноват? Чьи просчеты? В чем ошиблись они? Почему их сломила чужая сила? НЕТ!!! ОНИ НЕ СЛОМЛЕНЫ!!! Солдаты идут, идут, идут. Поток кажется нескончаемым. Пропыленный скорбный поток. Идут босые. Идут в разорванных гимнастерках. Идут в нательных рубахах. Идут обнаженные, потому, что рубахи разорваны для перевязки ран. От пыли и пота повязки не алеют свежей кровью. Они сухие и черные. Сухие и черные спекшиеся от усталости и жажды губы. Товарищ поддерживает товарища или незнакомого, но ослабевшего соседа по этой колонне. Никто не падает и не остается лежать на дороге, дожидаясь вражеской пули. Люди спаяны одной бедой. Ослабевшие, тяжело-раненные и умирающие лежат в телегах. Со скрипом, медленно катятся колеса телег по деревенской улице. Наши люди не скоты. Но сейчас они заменили тягловый скот. Они впряглись в телеги. На коротких стоянках, когда можно было бы отдохнуть и забыться, они сплели из ивовых прутьев постромки. Они впряглись в телеги. Оборванные, израненные он везут своих товарищей. Они везут их по дороге смерти. И только смерть разлучит их. Разлучит, но не заставит изменить товарищам. Вымершая деревенская улица. И только в огороде прильнула к забору девчонка, половшая огород. «Доченька, дай поесть» просит кто то из солдат и девочка хватает двумя руками ботву, вырывает из грядки и бросает в толпу через забор молодую свеклу, морковку, картошку, Все, что подворачивается под руку. Солдаты подхватывают их на лету. Спасибо дочка... Колонна идет. Колонна просит и благодарит. Девочка, как в тумане мечется по грядкам. Скорее Скорее. ... Когда Лида очнулась, колонны уже не было. Она с трудом поднялась с вытоптанной грядки и долго смотрела в ту сторону, куда ушли пленные. Так у моей матери, тогда 12-летней девчонки, впервые случился сердечный приступ. Ее тоже ранила война. В сердце. Ранила, потрясла, но не испугала. Мужество пленных солдат, верных фронтовому братству, не может испугать...
Редакция сайта не отвечает за достоверность присланных читателями писем и историй
|
