|
Воспоминания о войне обер-ефрейтора Эвальда
Шнайдера, водителя подразделения офицера связи
Наша дивизия была окружена в районе Ковеля. Полки получили приказ прорваться
на Запад. Штаб нашей 26-й пехотной дивизии должен был обеспечить им арьергард.
Но штаб дивизии был окружен и уничтожен. Я и один мой товарищ отбились от части,
шли по ночам пешком на запад. Через несколько дней нас обнаружили в свекольном
поле русские солдаты-женщины, ехавшие верхом на лошадях. Они привели нас к
своему командованию. Там нам дали по ведру воды, поверх него лежала дощечка с 4
кусками хлеба и горсть сахара. Это была наша первая еда за целую неделю. После
того, как наши персональные данные были записаны, нам приказали вырыть
четырехугольную яму. Мы сначала подумали, что это будет наша могила. Копало нас
уже трое, и один из товарищей все время испуганно повторял, что это будет нашей
могилой, которую мы сами себе выкапываем. Я спросил сержанта советской армии,
которые нас охранял, так ли это. Он ответил: нет-нет, это будет убежище от
немецких аэропланов, сверху нужно будет еще поставить палатку. Все это от
немецких аэропланов. Через три дня нас перевели в концлагерь Майданек под
Люблином. Мы были восьмым, девятым и десятым военнопленными, которых привезли
сюда в этот только что оставленный СС концлагерь. Мы должны были там делать
уборку. Поскольку крематорий, где сжигались все тела убитых и отравленных газом,
не смог справиться со всеми заключенными, СС приказало сделать массовое
захоронение. Его нужно было раскопать.
В начале сентября – это было в воскресенье – мы, уже большая группа пленных,
должны были пройти мимо этих открытых захоронений, чтобы увидеть все это своими
глазами. На другой стороне стояло несколько сотен поляков. Они грозили нам
поднятыми вверх кулаками и кричали: «Теперь мы придем в Германию. И сделаем то
же самое с вашими женщинами и детьми!» Было страшно смотреть на эту массовую
могилу. Я вспоминаю мертвых женщин, держащих в руках своих мертвых детей.
В конце сентября нас из Люблина повезли в Нижний Тагил, где был большой
лагерь для военнопленных. Дорога заняла несколько недель. Я работал в городе,
копал канавы для прокладки труб и кабелей. Нам сказали, что все жившие там люди
были депортированными. Каждое утро или через день мимо нас проходили русские
женщины. Молодая девушка, которую я хорошо помню, часто кидала нам то свеклу, то
яблоко. Через 5 недель меня и многих других товарищей отправили назад, в лагерь
для военнопленных в Тамбове. О других товарищах, которые остались в Нижнем
Тагиле, я больше никогда ничего не слышал. После окончания войны в 1945 г. в наш
лагерь поступили японские пленные офицеры. Эти японцы были очень
дисциплинированными, утром всегда делали зарядку. Мне сказали, чтобы я
проинформировал их обо всех условиях в лагере: как брать еду, где можно
заниматься гигиеной и т.д.
Но они отказались меня выслушать, потому что я был ниже чином, они хотели,
чтобы им рассказал все только немецкий офицер. Я позвал к ним подполковника,
который и изложил японцам все необходимое – двое из них говорили по-немецки.
В Рождество 1944 г. я сдавал кровь для лагерного лазарета. После этого у меня
нарывала вена, возможно, попала грязь. Меня перевели в лагерь для больных, там я
тоже сдавал кровь. Но там были только немецкие врачи, и они оставили меня
работать фельдшером в этом лагере для больных № 9.
После окончания войны в 1945 г. в тамбовский лагерь к нам часто приезжали из
Москвы молодые советские люди. Они проходили обучение для внешнеполитической
работы. Они сидели с нами за столом и в течение 1-2 часов вели беседу на
немецком языке, чтобы учиться языку. Им нужно было учить немецкий язык, чтобы
потом работать в Германии или других странах на дипломатической службе или еще
как-то.
В 70-е годы я еще раз посетил концлагерь в Майданеке вместе с тремя
сотрудниками моей фирмы. Закончив свои дела в Варшаве, после полудня мы поехали
туда. Когда я прочел на воротах одного барака помещенное под стекло письмо от
одной гамбургской, то был страшно потрясен. Содержание его было примерно такое:
«Глубоко уважаемый шарфюрер (или обер-шарфюрер), направляем Вам пару бомб.
Пожалуйста, испытайте их и сообщите нам результаты».
Это письмо, наверное, и сейчас там висит как жуткое свидетельство. Ведь в нем
говорится: убейте для пробы несколько человек и сообщите нам, как это
получилось.
|
