|
Историю прислал Игнат Халтурин Лоуко, на границе с Финляндией
24-25 июня 1941 Дорогой братишка! Мы, как видишь, на прежнем месте. Сидим и ждем у моря погоды. Все бы хорошо, если бы не комары: заели нас совсем. Сейчас начало второго (ночи), но совсем светло. Делать нечего, а спать нельзя, вот и решил писать тебе... Готовимся встретить финнов или немцев, - кто бы ни пошел. Ну, первый удар у них сорвался, не удалось захватить нас врасплох, а теперь и подавно ничего не выйдет! Пока что финны тоже выжидают, так что кроме самолетов и отдельных нарушителей у нас никого не бывало. Самолеты были снижены или сбиты, нарушители задержаны..., и опять все тихо и спокойно.
Пиши, что у тебя нового. Изменилось ли что нибудь в связи с войной, будет ли действовать лагерь? Что нового в Ленинграде? Не эвакуируют ли детей и стариков? Единственно, что там может быть опасно, это налет авиации. Но я думаю, что до Ленинграда ее не допустят. Вот позавчера летели 7 штук тяжелых на Выборг, но не долетели даже и до Тиенхаары и назад не вернулись.
Ну, приходится кончать: комары летают перед глазами, и почти не видно, что пишу, хотя уже светает. Сейчас закутаюсь и лягу спать, а мой новый друг - командир отделения - будет бодрствовать. Лоуко, 25-26 июня 1941 Дорогие мои мама и Виталий! Опять ночь, только я дежурю не в первую, а во вторую ее половину; скоро восход. Ну, у нас никаких перемен. Днем 25-го наши 15 самолетов перелетели границу и где-то очень близко разбомбили финский аэродром, было хорошо слышно. Потом они летели назад - все 15! Полчаса назад снова прорвались несколько вражеских самолетов. Слышно было, как они бросали бомбы в направлении Выборга. Назад они не вернулись или вернулись где-нибудь недалеко отсюда. Бывали ли в Ленинграде воздушные тревоги?
Что вообще нового в Ленинграде? Лоуко, 1-2 июля 1941 Сегодня, впервые за все время видел, как наши зенитчики сбили вражеский самолет. Он загорелся в воздухе и очень быстро упал на землю где-то за лесом. Над местом падения появились клубы густого черного дыма, а через 12 секунд донесся гул взрыва. Мы все от радости закричали ура. Как тебе нравится обращение германских летчиков, перелетевших к нам? Мы с интересом читаем подобные сообщения.
Лоуко, 6 июля 1941 Наши самолеты сбрасывали листовки на финском языке: "Финские солдаты! Советский Союз посылал вам хлеб, а Германия посылает вам войска" и и т.д. Немцы тоже пытаются нас "агитировать", причем забавно, что пишут с ошибками. В ночь на 21 июля 1941 Пишу ночью, в лесу; темно и почти не видно букв; да я и не стараюсь разглядеть. Сегодня меня с отделением перевели на другое место. Теперь мы находимся на самом переднем крае обороны; впереди нас никого нет. Ночью спать никому нельзя; мое дело - проверять посты, а в промежутках между этим я могу себе позволить написать письмо. Днем же писать не придется, т.к. нужно будет или работать или спать. Здесь уже условия несколько иные: все время начеку, все боевое снаряжение на себе, кроме ранца, во всем и спим, обнимая свою боевую подругу-винтовку... Пока что здесь спокойно. Тишина стоит такая, что слышно разговор за 11/2 км, а шум повозки - за 3. Днем нужно будет поработать: врываться глубже в землю.
Светлеет. Исчезла последняя яркая звезда (или планета), которая ночью служит мне часами... Скоро поднимется солнце, и начнется новый день - последний день первого месяца войны, последней войны с фашизмом. 23 июля 1941 Белофинны беспокоят нас хотя и понемногу, и каждый день; но существенного ничего не было на старом месте. Ночью спать не приходится совсем... 25 июля 1941 По ночам, если спокойно, продолжаю писать письма, но артподготовки или перестрелки на флангах часто заставляют отрываться... 30 июля 1941 ...У нас, конечно, все по-прежнему. Неск. дней назад ночью мы слушали радиопередачу для финских солдат. Передавали из глубокого тыла, но у нас было слышно прекрасно, и у финнов, наверно, так же. Я все же многое понял, во всяком случае, понимал о чем идет речь - о положении Финляндии или о союзниках СССР в борьбе с Германией. ...
1 августа 1941 До сих пор на нашем участке все было тихо и спокойно. Вчера нас заменили, и мы только вернулись с передовой на старое место, как финны напали на наш пулемет. Хотя наших в то время там было немного, но финнам ничего сделать не удалось. Командир отделения был ранен осколком гранаты в лоб... Я пока нахожусь на его месте. Здесь стало тревожнее, но враг пока больше не беспокоил.
5 августа 1941 Вот уже вторые сутки на новом месте. Все это время лил беспрестанный дождь, измучивший нас и наше оружие. Мы мерзли, а оружие ржавело. Шинелей у нас с собой не было. Теперь уже не могу сказать, что все по-прежнему и ничего нового нет. Теперь все по-новому, есть много нового, но писать не о чем.
13 августа 1941 Я жив и здоров, работаю за командира взвода, ввиду его болезни. Сижу у входа в ДЗОТ. Ходить опасно, финны часто обстреливают из миномета. 23 августа 1941, Ленинград, Дорогой мой братишка! Пишу тебе из нашего родного и любимого Ленинграда. Вот как я попал сюда. 16-го числа я был ранен миной, четыре дня лежал в полевом госпитале, а на пятый привезли меня в Ленинград, где я нахожусь пока в больнице Мечникова (на Выборгской). Мне ожгло миной левую часть тела - от колена до виска. Руке досталось больше всего.
Ошта, в районе Свири, 25 ноября 1941 Вчера, наконец, закончился наш поход. Прошли около 200 км. Теперь находимся совсем близко от передовой: ночью видны ракеты и трассирующие пули. 14 июля 1944 Дорогой мой братишка! Поздравляю тебя с поступлением в ин-т... Ты не можешь себе представить, как радует меня такой удачный исход твоих дел. Особенно потому, что у меня самого дела сложились не так удачно. Вчера мы имели относительный отдых. Я получил твою открытку..., где ты пишешь о поездке за город. Читая, я радовался за тебя удачно проведенному дню. А я ведь уже забыл, что значит - быть летом в жарком и пыльном городе. Уже столько времени не видим над собой крыши, и свежего воздуха - хоть отбавляй. На открытых местах уже поспела земляника и черника. Но нам меньше всего приходится об этом думать: рады, что погода снова установилась хорошая и нет дождей.
Вообще, за этот месяц сознание у большинства из нас коренным образом изменилось. Произошла переоценка ценностей, и многое из того, что раньше казалось дорогим и необходимым, потеряло всякую ценность. Осталось лишь два фактора - долг и жизнь. Все прочее кажется теперь мелочным и второстепенным. Повыбрасывали многие из тех вещей, которые долго хранили: живы будем - наживем. Общая опасность сближает. Есть, правда, одиночки, которым наплевать на все, кроме спасения собственной шкуры; но на таких нельзя смотреть иначе как с презрением.
15 июля 1944 Мы очень подружились с моим вторым номером (радистом), хотя и побыли вместе всего три дня. Все у нас было общее, во всем мы старались помогать друг другу: словом, жили, как родные братья. Впрочем, три дня здесь - не такой уж маленький срок. За иной день приходится испытать больше, чем в другое время за год. Но эти дни выпали относительно спокойные. Вчера мы с утра сделали в камнях глубокий окоп, установили в нише свою машинку (радиостанцию) и просидели благополучно весь день, несмотря на неоднократный и сильный обстрел. Оказывается, в камнях можно хорошо углубляться: камни большей частью легко вынимаются, и получается надежная щель. В такой щели мы и просидели вчера с Яшей весь день: двигаться не пришлось. А сегодня нас разлучили: понадобился человек в другом месте, и его направили туда.
Так не хотелось расставаться! Раскупорили банку консервов, "добили" хлеб с сахаром, поделили сухари и - расстались. Как видишь, хозяйство наше несложное: кроме продуктов - только полотенце с мылом да бумага с карандашами. Итак, я пока остался один: не знаю, как будет дальше. Надеюсь, что все обойдется благополучно.
17 июля 1944 Второй день отдыхаем. Да, позавчерашний денек запомнится навсегда. Мой славный товарищ Яша, о котором я тебе писал в прошлом письме, был тяжело ранен, едва успев дойти до нового места назначения. Скольких товарищей я потерял за это время, но ни одна потеря так тяжело на меня не подействовала, как эта. Я весь день не мог думать ни о чем другом. А вечером узнал еще одну печальную новость. До сих пор я все еще надеялся, что Абрам (остававшийся в войсках МПВО в блокадном Ленинграде) жив. Как мне хотелось встретиться с ним после войны, и отблагодарить за все, что он для нас сделал, за спасение мамы. Но раз его не стало, мы должны перенести свою благодарность на его семью. ...
18 июля 1944 Отдыхаем уже третий день. Наконец, за полтора месяца, вымылись в бане и сменили белье - стали более походить на людей. Настроение неплохое, но за эти недели все мы стали старше на несколько лет. .. 23 июня 1945 Прошла годовщина начала войны. Но вспоминается не первый день войны, а этот же день в прошлом году. Ночлег в лесном хуторе, спим на надутых плавжилетах. С утра - вперед, гуськом по болотам. Бросаем велосипед. Финская тяжелая батарея, трофейные кони, красивые лесные постройки. Я остаюсь с капитаном Сайко торопить 2-ой батальон. На болоте жара. Прошлогодняя клюква. Орехов с Зыряновым выжимают портянки, сушат на солнце сапоги и зубоскалят. Трофейные схемы обороны финнов на Свири. По болоту бьет одинокая финская батарея. Штаб полка где-то впереди, наверное, бьют по нему. Обгоняем 2-ой батальон, спешим к полку. Впереди на дороге огромный взрыв и пожары, видимо, горят склады. С дороги на болото сворачивает какая-то пехота. Догоняем и узнаем, что это 37-ой гвардейский корпус. Отделение ПТР (противотанковые ружья) - 2 человека, 2 ружья (!), а все-таки идут, несут, не бросают.
Жара невыносимая. Капитан пьет воду из покрытых зеленью луж; я пока терплю. Впереди все бьет какая-то батарея. Потом оказалось, что я был прав: она все время била по штабу полка. Берем влево и выходим на Олонецкий тракт. На тракте - ни души. Впереди должны быть наши - но в чьих руках Свирская Слобода - неизвестно. На тракте - противотанковые мины. Сайко пошел вперед, меня оставил ждать отставшего связного. Вскоре подходят первые легко раненые, в том числе лейтенанты Бойко, Богатырев и, кажется, наш знаменитый бас Чернецкий. Наш майор Доватор убит, есть еще убитые и тяжело раненые. Оказывается, на развилке финны открыли пулеметный огонь из ДЗОТа по колонне штаба, которая шла безо всякого прикрытия. Потом добавила и батарея.
Полк возвращается. Приказано идти в Свирскую Слободу, так как мы залезли на территорию соседа, 37-ого гвардейского корпуса. Из Свирской Слободы пришла первая машина. Сообщили, что Слободу занял лыжный батальон. Короткий привал (налет трех самолетов со звездами, пять бомб, но все мимо). Идем в Св.Слободу, все возбуждены событиями дня.
Местность очень красивая - озера, рощи, монастырь с когда-то белыми, а ныне закопченными для маскировки стенами. Медленно идем весь вечер и часть ночи. На привалах дремлем и зябнем. Костры. На восходе (в начале третьего) - большой привал: до 8 утра. Как ярко стоит в памяти этот день! 8 августа 1944 Дни стали короче, ночи - заметно темнее и холоднее. Закончить бы все до зимы!.. На западе дела идут полным ходом. ... Наши войска не сегодня - завтра вступят на территорию Вост. Пруссии, освободят Варшаву, подойдут к Кракову! Скорей бы, скорей бы все закончилось, скорей бы увидеть, как радостно вздохнет весь мир, сбросив с себя невыносимое бремя войны и фашизма!
|
