 |
|
Историю прислала Светлана Черкасова. Москва, Россия Мой Дед – самый лучший друг моего детства. Кто говорил мне что хорошо и что плохо? Кто читал мне замечательные книжки? Кто научил меня играть в шахматы и мог рассказывать увлекательные истории часами? Он – мой дорогой и любимый Дедушка. Родился мой Дед в 1925 году. На войну попал 16-ти летним парнем. Прошел всю войну от начала до конца. Служил младшим лейтенантом, был Командиром огневого взвода. Сейчас ему под 80… У меня есть «Воспоминания моей жизни», написанные им с 1999 по 2000 год. Вот некоторые моменты, относящиеся к концу Великой Отечественной Войны.
Из воспоминаний профессора, доктора технических наук, Эпштейна В.Л … В конце сорок четвертого и в начале сорок пятого года на месяц- полтора устанавливается некое противостояние. По общему мнению, создалось впечатление, что на нашем участке фронта воюют не столько немцы, а, в основном, власовцы. По ночам они часто привозили на передовую громкоговорители, занимались агитацией и пропагандой. Создалось такое странное положение, когда по обе стороны от линии фронта оказалось много знакомых, даже родственников, и все они – украинцы.
В мои руки попадались листовки, подписанные самим Власовым и теми лицами, которые согласились войти в организованный им комитет. Среди подписавших обращение к советскому народу есть врачи, артисты, мелькнула даже подпись Петра Лешенко. То будущее устройство, которое предлагалось народам России, можно кратко охарактеризовать тезисом «Советы без коммунистов!». Но даже я, в свои двадцать лет понимал, что Советская власть без коммунистов не продержится ни одного дня.
Довелось мне своими глазами увидать взятую в плен группу грузин –власовцев. В количестве примерно двух взводов они стояли в ожидании отправки куда-то в тыл. Зрелище было неприятное: странная цветная форма одежды, что-то красное с синим, массивные лица коренных южан, то ли багровые, то ли тоже красно-синие. Жалкие, дрожащие от холода и пронизывающего ветра, фигуры.
Примерно в этот же период понадобилось мне посетить тыл дивизии. В планах было сходить в баню и сменить белье. Предварительно я получил разрешение на отлучку с огневой позиции от командира батареи. После бани я надеялся пообедать и к вечеру отправиться обратно на огневую. Но получилось так, что после посещения санбата ко мне обратился старшина. Он сообщил, что к нам только что прибыло пополнение – пятеро недавно призванных ребят двадцать шестого года рождения. Затем он спрашивает, что с ними делать. Я попросил позвать вновь прибывших солдат для того, чтобы познакомиться с ними. Было видно, что ребята недавно из тыла, обмундирование еще не обмято, шинели в скатках, чистенькие вещмешки. Оружия, по заведенным тогда порядкам, у них пока нет. Я решил: пока светло пусть идут на огневую позицию, ведь это всего пять километров. Показал дорогу, по которой сам пришел утром, назначил старшим первого, приглянувшегося парня.
Поздно вечером, возвратившись на батарею, я просто, как бы для порядка, осведомился, пришли ли солдаты из нового пополнения. Но оказывается, никто ничего не знает, точнее – никто не приходил. Немедленно обо всем по телефону сообщают командиру батареи, находящемуся на наблюдательном пункте. Он приказывает организовать поиск, используя весь личный состав, оставив у каждого орудия по три человека. Под утро, на исходе ночи мы их нашли. Все пятеро мертвы, трупы обезображены, на груди у каждого ножами процарапаны контуры пятиконечной звезды, серпа и молота. Все участвующие в поиске уверены: все зло сотворили власовцы. Осознав свою обреченность, они тупо, зло и безжалостно мстят.
В январе 1945-го года я был тяжело ранен. В этот период в Венгрии и Чехословакии было сосредоточено 37 немецких дивизий. В истории Отечественной войны отмечается, что это последнее немецкое наступление и последняя оборонительная операция Советской Армии. И хотя некоторые части, в том числе и наша, 252 дивизия, отступили до Дуная, последняя, отчаянная и бессмысленная надежда Гитлера не оправдалась, немцы выдохлись, развить успех им не удалось. А я через некоторое время очутился в эвакогоспитале, который находился в румынском городе Бырладе. Там меня подлечили и в марте сорок пятого года выписали и я возвратился в полк. Оформление документов не заняло много времени, меня в полку не забыли, назначили на прежнюю должность командиром огневого взвода, но не второго, как прежде, а первого, т.е «старшим на батарее».
В первых числах апреля артполк, вслед за пехотными полками входит в чешский город Братиславу. Несколько дней тому назад был зачитан приказ, в котором говорилось, что Чехословакия – дружественная страна. Кстати, там содержалось предупреждение, что случаи мародерства и тому подобные будут строжайшим образом караться. И действительно, картина необычная: на улицах полно народу, много детей, все вроде бы рады, смеются, шумно приветствуют, а ведь всего несколько часов назад здесь были немцы, шли бои.
По главной улице Братиславы ведут колонну пленных немцев, человек триста, или больше. Сбоку на тротуаре- чехи, словаки, мужчины, женщины, дети, советские воины. Смотрят на пленных, смеются, что-то выкрикивают. Немцы одеты, как на парад, в мундиры темного цвета, со знаками различия. Шагают, соблюдая порядок, шеренгами по восемь человек. Их почти не охраняют, всего несколько бойцов, правда – с автоматами, идут рядом по обочине. Впереди немецкой колонны две-три шеренги немок-военнослужащих, тоже – в военной форме. Советские солдаты жестами показывают женщинам: « Уходите оттуда, идите к нам, не пожалеете, мы вас приласкаем!». Одна из немок, столь же выразительно показывает: «Будь моя бы воля, своими руками задушила бы каждого из вас!». В ее глазах – смертельная тоска и ненависть.
После выхода из Братиславы командир дивизиона, капитан Поздеев, приказывает мне ехать с пушками до какого-то населенного пункта, расстояние по карте километров двадцать-тридцать. Я сажусь в первый «Додж» и батарея трогается с места. Хотя впереди дорога пуста, едем все-таки не торопясь с небольшой скоростью. Я не отрываясь смотрю на дорогу в бинокль. Вдруг, с удивлением, не веря своим глазам, вижу идущих навстречу немцев с белым полотнищем во главе колонны. По-видимому, какая-то воинская часть решила прекратить сопротивление. Приказываю, на всякий случай, батарее развернуться, занять, как полагается по уставу, боевой порядок по обе стороны дороги. По рации связываюсь со штабом дивизиона и получаю распоряжение: «Немцев разоружать и пропускать без охраны в тыл. Самим оставаться на месте и дожидаться приезда начальства.
Как-то без лишних слов все образуется, устанавливается определенный порядок. Около большого дерева пленные бросают оружие: автоматы, карабины, пистолеты, ножи- штыки, выворачивая карманы, проходят мимо командиров орудий. Мне практически ни во что не приходиться вмешиваться. Часа через полтора приезжает начальство. Колонна пленных к тому времени уже прошла. Я получаю приказание занять отведенную батарее огневую позицию. Пушки устанавливают в саду виллы, покинутой хозяевами. Чтобы создать, так называемый «сектор обстрела» приходится спилить большую часть фруктовых деревьев. Пока солдаты занимаются делом, я задумался о том, что у меня неважно обстоят дела с одеждой, о том, что у доставшихся мне трофейных немецких офицерских сапог «малый подъем», да и, вообще, маловаты они. От этих глубокомысленных размышлений меня отвлекает оклик: «Лейтенант!» Подняв голову, я увидел перед собой двух своих бойцов и двух молодых парней в черных костюмах. Одежда у них явно с чужого плеча, рукава пиджаков коротки, малы и брюки. Кое-как объяснившись с парнями, я уразумел, что передо мною стоят немцы. Не исключено, что из той самой части, которая вчера шла по шоссе с белым флагом. Немецкие парни не скрывают своих намерений, они хотят пробраться поближе к дому и избежать плена. Я решил этих немцев отпустить. Отчасти это продиктовано тем, что у меня нет свободных людей для того, чтобы доставить их под конвоем куда-то в тыл, да еще куда, это еще понять нужно. Как ни странно, это, как говорится «сошло мне с рук». То ли никто не донес, не «стукнул», то ли начальство посчитало происшедшее событием незначительным. Может быть, кто-то меня теперь осудит, что ж это право каждого обо всем иметь свое мнение, но что было, то было.
В памятный день 9-го мая 1945 года закончилась Великая Отечественная война. В 1946 году я был демобилизован, в том же году начал учиться на первом курсе Моторного факультета Московского авиационного института. Я отдаю себе отчет, что большинство приведенных здесь эпизодов, как бы это поточнее выразиться, даже не военные что-ли, и уж, конечно, не героические. Но почему-то именно они мне дороги. Несколько слов о фронтовых друзьях. Самым дорогим другом для меня был Иван Васильевич Уваров. К тому времени, когда я попал в полк, он был уже командиром гаубичной батареи, награжден орденом «Красного знамени» и еще несколькими орденами. После окончания войны остался служить в армии, перед выходом на пенсию командовал ракетным дивизионном, последнее воинское звание – полковник. Схожая участь у Кирилла Ивановича Поздеева. По гражданской специальности он был учитель. После призыва в армию окончил Смоленское артучилище, но на год раньше меня. Когда окончилась война, демобилизовался, но затем снова был призван в армию. Последнее звание перед выходом на пенсию – подполковник. Однокашник по училищу, Петр Клементьев, на войне был тяжело ранен, стал инвалидом. После войны окончил педагогический институт, одно время был директором средней школы. Довольно длительное время командиром батареи, в которой я служил, был Григорий Пантелеевич Коняхин. Украинец по национальности, он был большим патриотом России.
Всех их уже нет. Год за годом остается все меньше людей, которые были очевидцами и участниками событий, связанных с Великой Отечественной войной 1941- 1945 года.
|
...
