Историю прислала Анастасия Дядя Миша научил меня в свое время стрелять из рогатки к ужасному неудовольствию моей бабушки. У нас были дачи рядом, и, честно сказать, некоторые из окон в процессе моего обучения постарадали. И еще именно с дядей Мишей я поймала первую рыбу (очень мелкого карасика в речке рядом с дачей. Счастья было! До сих пор помню).
Слава Богу, несмотря на четыре военных ранения, дядя Миша жив и бодр. Сегодня заходил к нам на работу и привез нам свою последнюю книжку. Книжка называется "Через годы, через расстояния..." Наверное, это его лучшая книжка. Он был политруком (а потом - и командиром, потому что командир погиб) минометной роты, почти полностью погибшей под Сталинградом. И осталась у него дома большая любовь - девушка Ольга. Всю войну они переписывались. Письма, которые писала она - сгорели под Сталинградом, когда он сам чуть не сгорел. Его же письма Оля сохранила и переслала ему незадолго до своей смерти.
Почему переслала... Да потому, что так они и не встретились и не поженились. Дядю Мишу контузило очень сильно, его выхаживала медсестра, он на ней потом женился (тётя Нина, замечательная совершенно, я ее еще помню), уже после войны. Село, где он жил, разбомбили до основания, некуда было возвращаться. Ольга была в Германии, на работах. Потом вернулась, не могла долго его найти, переехала на Украину. У нее мысли не было, что Михаил Алексеев, главный редактор журнала "Москва", автор многотысячным тиражом издающихся книг - её Миша. Очень распространенная фамилия. Оля замуж не вышла. Уже в девяностые они нашлись, списались, он собирался к ней ехать, взял билеты, за два часа до поезда ему позвонили и сказали, что Оля умерла. Читать только очень сложно - на второй странице к горлу подходит комок, и уходить оттуда отказывается. 9/УШ-42 Степь . Дорогая Оля! Сейчас, в самый тяжелый и опасный момент, я получил от тебя письмо. Можешь ли ты представить, родная моя, все волнения души моей в этот час? Положение мое, моя дорогая, таково, что вряд ли мое письмо дойдет до тебя, но если оно все же дойдет, то я боюсь, как бы оно не было последним. Но не падай духом, подружка моя, я еще долго намерен биться с проклятым немцем, буду бить его до последней возможности. Сейчас, пока я пишу, все гудит вокруг, степь стонет и вздрагивает. Плачется родная земля. Так и кричит всё: товарищ, друг, дорогой человек! Если ты способен держать в руках оружие, если ты можешь крепко взять в руки топор, лопату, вилы, оглоблю, если у тебя, русская женщина, в руках мотыга, кочерга — навались на немца! Он кровожаден. Он пришел пожирать нас. Бей немца, чем можешь и где только можешь! Бей — ты спасешь Родину, ты не будешь презрен поколением за то, что отдал на поругание вислозадому немцу свою могучую державу. Если у тебя, советский человек, нет под руками ничего, чем бы мог ты гвоздить немца, то вырви собственное сердце и его, раскаленное лютой ненавистью, брось во врага... Оля, дорогая моя девочка! Я очень люблю жизнь и очень хочу жить, и все-таки я отдам без страха эту жизнь, уже решил ее отдать... Я хочу жизнь, именно поэтому я и отдам ее. Потому что не всякой жизнью я хочу жить. Я привык жить в стране, где человек является хозяином своей судьбы. Но я не хочу жизнь с вечно согбенной спиной, по которой бесцеремонно будет бить немецкий кровожадный ефрейтор. Нет, такая жизнь мне не нужна. Я от нее отказываюсь. Она чужда мне. Лучше тысячу смертей, чем такая жизнь! Немца надо убить и спасти Россию! Оленька, если увидишь мою маму - прочитай это письмо. Пусть не боится и не плачет - мы знаем, на что и зачем мы идём. Если я погибну, то радуйтесь, радуйтесь так же, как радовались бы моему возвращению. Родная моя, ласточка моя, Оленька! Я очень надеюсь, что не последнее это письмо, что я еще поцелую твои синие глаза, что будет у нас с тобой еще все как по-прежнему, а может, и лучше! Будь счастлива и здорова, Оля! Не поминай плохим словом. Горячий, сердечный привет папе, маме и бабушке. Всем я им также желаю большого счастья. Ваш Михаил. Это письмо написано в начале августа 1942 года, в самый разгар страшных боёв в междуречье Дона и Волги, под Абганерово, уже не на дальних, а ближних подступах к Сталинграду, написано в вечер, когда Михаил Николаевич принял на себя командование ротой, потому что погиб командир. Он думал, что это письмо - последнее.
Редакция сайта не отвечает за достоверность присланных читателями писем и историй
|