 |
|
Автор: доктор исторических наук Валентин Фалин. «РИА Новости» продолжают публиковать материалы, раскрывающие тайны Второй мировой войны. Сегодняшний наш рассказ о событиях, предшествовавших 22 июня 1941 года – вероломному нападению фашистской Германии на Советскую Россию. 22 июня 1941 года. Самый скорбный день в нашем национальном календаре в новейшую эпоху - несомненно. Но если отсеять пропагандистскую шелуху и вздор, которым заполняют эфир клеветники разного пошиба, вдуматься в суть, копнуть на полный заступ - то придется признать: это был переломный день также и в мировой истории. Вторжение Германии в пределы Советского Союза не просто пополняло каталог войн, испокон веков терзавших человечество. Это не была война в устоявшемся смысле. Агрессор загодя отбрасывал любые условности, обычаи, международные конвенции. Гитлер напутствовал свою орду - забудьте про совесть, не щадите ни старого, ни малого, очищая от недочеловеков «жизненное пространство» на потребу «арийской расе». И они, охочие до злодейства «сверхчеловеки», словно задались целью затмить преступления, когда-либо творившиеся на планете Земля - по масштабам, низменности побуждений, по изощренности планирования и осуществления умысла извести под корень славянские народы. Конвейер смерти должен был поглотить 100 миллионов жизней. И он не остановился бы ни на минуту, не встань поперек пути этим бестиям советские воины, труженики тыла, наша закаленная в борьбе с супостатами воля. Не перестаешь, правда, поражаться, как редко нацистских бонз всех рангов - генералов и офицеров, солдат и полицейских, рядовых немцев - навещала элементарная мысль, что накликают они, убийцы, насильники и мародеры, на Германию, если «война без правил», без моральных ограничителей ворвется в их дом. Ведь фортуна - дама капризная. И нельзя отказать в правах другим, не лишая тех же прав себя. Одурь пройдет, что дальше? Война против СССР не знала равных и по количеству средств, отряженных для сокрушения врага первым же массированным ударом. Агрессор задействовал более 5 миллионов солдат и офицеров, если счет будет точным. На нашу страну Германия напала не в одиночку. За ней стоял потенциал практически всей покоренной Западной и Центральной Европы. Бок о бок с Вермахтом к нам ворвались войска Италии, Венгрии, Румынии, Финляндии, Испании, Словакии, Хорватии. А кто, кроме югославских партизан и Монголии, помогал нам летом-осенью 1941 года держать оборону? С этим стоит разобраться. В первые дни, недели, месяцы Великой Отечественной, когда катастрофа дышала нам в затылок, россияне, естественно, задавались вопросом: как же могло статься, что агрессия застигла нас столь плохо подготовленными к этому слому судьбы - ментально, организационно, политически? Что побуждало Сталина неадекватно реагировать на донесения разведки, скрупулезно точно извещавшей руководство страны как о планах нападения Германии, так и о развертывании в сопредельных районах от Баренцева до Черного моря группировок вторжения? Только ли низкий уровень боеготовности Красной Армии? Или диктатор, располагавший редкой возможностью обозревать закулисье, пытался, играя на слабых струнах соперника, в очередной раз обмануть рок? В своем шеститомнике «Вторая мировая война» Черчилль выделил в отдельный раздел события, сопряженные с нацистским восточным походом, и озаглавил его «Советы и Немезида». Иначе говоря, по грехам и расплата. Упустил премьер дополнить свое злорадство воспоминанием о том, как именно он буйствовал, расчленяя Россию в 1918-1922 годах на «сферы действий» и требовал после краха империалистической интервенции взять нашу страну в кольцо «бешено ненавидящих большевиков государств». В конце концов, такой бесноватый сыскался, но вот незадача - вопреки всем умасливаниям и ухаживаниям сорвался с поводка, взялся крушить не только налево, но и направо. Безмерные потери и тяжелые поражения лета-осени 1941 года с полным основанием увязывались и увязываются с явными просчетами политического руководства и, прежде всего, Сталина лично, а также с зашоренностью мышления военной элиты, уцелевшей в вакханалии расправ 1937-1940 годов. Отрицать это невозможно, не предавая памяти жертв сталинского произвола и не задумываясь о будущем. Доказательством губительности подмены народовластия режимом «самодержавия милостью Божьей» или велением «правящей партии» любого покроя стали, наряду с едва не проигранной войной, случившийся позже развал Советского Союза и пущенные по ветру жизненные интересы нации, разворованные созданные трудом поколений общенародные богатства. И все-таки, замкнувшись на заклании козлов отпущения из собственного стада, нельзя постичь истины. С шорами на глазах вольно или невольно мы будем подыгрывать западникам, которые отнюдь не спроста поощряют наше самоедство в трактовке причин и следствий катаклизмов минувшего века. Их устраивает, что, черня без устали себя, мы обеляем тех, кто тогда сочинял политические партитуры и аранжировал их исполнение. Но время не властно над правдой. С оговорками с этим можно согласиться. Когда-нибудь исследователи доберутся до недр британских и американских архивов, охраняемых тщательнее, чем золотые запасы в Форт-Ноксе. По крупицам, однако, и сейчас можно достоверно воссоздать картину XX века, не пугаясь того, что факты понудят вносить поправки во многие привычные понятия и пригласят сбросить с пьедесталов поныне красующихся на них идолов. Членя историю на главы, политики и их эпигоны от науки, удобства ради, рвут связь времен, сами делают вид, будто не замечают, и другим возбраняют замечать, что любое начало есть продолжение или отрицание чего-то былого. Чем, например, являлась для Англии Первая мировая война? Продолжением Крымской войны против России. Это засвидетельствовал Черчилль в беседе с внуком Бисмарка. Что двигало в Первой мировой Соединенными Штатами? Обустройство Пакс Американа. Развитие, правда, пошло не по расчетной орбите. Но это еще совсем не значило, что Лондон, Вашингтон, Токио, другие центры власти радикально видоизменили свои доктрины и вытекавшие из них планы. Что составляло стержень их политики, что сводило под общей крышей режимы, называвшие себя демократическими, и режимы, которые без ужимок отвергали демократический театр? В конечном счете, их развели по разным полюсам не идейные приметы, а столкновение державных интересов. Пока же разграничение сфер влияния выдерживалось, они чаще всего без насилия над собой (но не без насилия над другими) находили общий язык на богато унавоженной почве – русофобии. И никого не должно смущать, что после октября 1917 года русофобию перекрестили в антисоветизм. Остановись социальное развитие России на отметке Февральской революции, нам что, Запад раскрыл бы дружеские объятия? Если бы преемники царского престола продолжали направленно поставлять пушечное мясо, возможно, компания желающих грубо вмешиваться в наши внутренние дела поредела бы. Президент США Вильсон даже взвешивал идею, не признать ли легитимным советское правительство при условии, что оно откажется от Брестского мира с Германией. Историки так толком и не разобрались, чего здесь было больше - желания не утратить Россию как партнера или вбить клин между большевиками и эсерами. С Токио и Лондоном обстояло яснее. Закат царского режима и смуту при временных правителях они принимали за шанс лишить Россию величия. Вполне логично, что они взяли на себя функцию запевал в провоцировании гражданской войны и организации вооруженных интервенций, причем, поддержка белых движений не являлась самоцелью. Наскоком охомутать Советскую Россию не удалось. Приступили к долговременной осаде в уверенности, что страна, которую обрекут вариться в собственном соку, не одолеет разрухи, вызванной Первой мировой войной и внутренними пертурбациями, исходом сотен тысяч граждан самого активного возраста, не сможет она встать на ноги, собраться духом, чтобы защитить свои честь и интересы. Можно было бы заметить: политики предполагают, а Господь располагает. Жизнь шла не по заказанному демократами и иже с ними сценарию. Или, пожалуй, точнее - с весьма существенными отклонениями от него. В 1931 году Япония напала на Китай и оккупировала Маньчжурию. Стимсон, госсекретарь в администрации Гувера и военный министр при Рузвельте, справедливо квалифицировал именно это событие как начало Второй мировой войны. Напрашивается вопрос, почему США предпочли роль наблюдателя, а Англия воспрепятствовала принятию санкций против агрессора, хотя Лига наций признала, что Токио совершил акт агрессии? Что настраивало на снисходительность по отношению к агрессору? Не обладание ли тайной «плана Танаки»? По нему, захват Манчжурии и Северного Китая являлся предпосылкой установления контроля над Советским Дальним Востоком и Сибирью. Вопросы здесь есть. Ответ на них дает, в частности, соглашение Арита-Крейги, достигнутое в 1939 году. Англичане санкционировали японскую экспансию. Сей сговор состоялся в разгар боев на Халхин-Голе, в которые были втянуты десятки тысяч солдат и офицеров Красной Армии и Квантунской армии. В момент, когда Токио убеждал Берлин принять формулу, автоматически вовлекавшую Германию в войну с СССР на стороне Японии в случае советско-японского конфликта. А немцы, о чем Лондон тоже был информирован, вовсю готовились к восточному мини-походу - удару по Польше. Материал для раздумий богатый, но его можно даже умножить, если мы вернемся в Европу. Не предлагаю разбираться в том, как и кто привел Гитлера в январе 1933 года к власти. Использовав емкое понятие «реакция», мы выразим суть. Прошло полтора месяца, англичане при посредничестве Муссолини преподносят предводителю нацистов презент - проект «пакта четырех». О чем речь? Англия, Франция, Германия, Италия образуют квартет, который будет по своему усмотрению вершить европейские дела, не считаясь ни с чьими интересами и меньше всего с интересами Советского Союза. Проект не стал явью ввиду оппозиции Французского национального собрания. Это в общем и целом не слишком отразилось на ходе событий. Версальскую систему растаскивали по кускам. Германия стряхнула, как перхоть с воротника, военные ограничения. Гаранты Версаля ее не одернули и даже вознаградили - закланием Испанской Республики, аншлюсом Австрии, разделом Чехословакии. От чего такая толерантность и несвойственная демократиям щедрость? При встрече с Гитлером лорд Галифакс в роли британского министра иностранных дел четко разъяснил: западным державам по нраву, как нацисты расправились с коммунистами в Рейхе, и Гитлер может рассчитывать на их более объемное понимание и благоволение, если катком пройдется по еретикам, особенно в Восточной Европе. Сегодня можно безоговорочно утверждать, что советские инициативы по созданию системы коллективной безопасности, организации совместного отпора нацистским поползновениям были абсолютно непроходимыми вариантами развития событий в Европе. Демократов занимал совершенно иной умысел - как разрядить энергию взнузданной Гитлером и его кликой Германии в вооруженной схватке с СССР. Споткнулись на Польше. Лондон и Париж даже объявили Германии войну, вошедшую в историю под названием «странная». Демократии делали вид, что воюют, а в действительности выжидали. Чего они ждали? От чего отговаривало немцев руководство США и к чему Вашингтон склонял англичан и французов в феврале-марте 1940 года? Если отбросить словесную шелуху, американцы вдалбливали непонятливым европейцам: кончайте внутренние дрязги, займитесь делом, валите сообща Россию. Вот так история возвращалась на круги своя. Зигзагообразно, не в один прием. Кое-что зависело и от нас, но общий вектор Запада - не место Советскому Союзу под одним небом с демократиями – выдерживался. Могут возразить: ну как же так, Лондон и Вашингтон весной 1941 года предостерегали Москву - немцы готовятся напасть на Советский Союз. Да, предостерегали. Но наш диктатор доподлинно знал, отчего англичане, не будучи до первой декады июня уверенными, что дело до войны Германии против СССР действительно дойдет, назойливо рекомендовали не ждать, когда нацистские полчища хлынут через наши границы. А превентивно атаковать позиции вермахта, хотя бы под предлогом оказания помощи Югославии, ее в это время утюжили немецкие танки. Еще лучше Сталин отдавал себе отчет в том, что подобная акция весной 1941 года была бы тождественна самострелу. И Москве, сделавшей первый выстрел, пришлось бы еще трудней налаживать сотрудничество с теми же Соединенными Штатами.
По некоторым данным, немцы не исключали, что у советских руководителей сдадут нервы, и они снабдят Берлин аргументом - «операция Барбаросса» имела оборонительный характер, упреждая агрессию с Востока. Узнать бы, какие сигналы в те недели летели из Вашингтона в Берлин. У меня нет намерения возводить хулу на США и Англию. Скажу больше, Вашингтон и Лондон были обязаны взвешивать вероятные альтернативы развития, потому что на карту ставилась также их судьба. Но, сопоставляя факты и анализируя документы британского и заокеанского происхождения, невозможно безропотно принять западное прочтение новейшей истории, лихо делящей участников событий на чистых (это те, кто зовется демократами) и нечистых (все прочие). Их желание - выдать чистых за неких регистраторов событий, производных из столкновения неподвластных им начал. Скромность, право, неуместная. В контексте разыгрывавшейся 22 июня драмы она демократов не украшает. Над Советским Союзом, над всем нашим народом навис дамоклов меч. Генерал Маршалл, главный военный советник Рузвельта, в декабре 1945 года напишет: «В то время Германия и Япония оказались настолько близки к завоеванию мирового господства, что мы до сих пор еще по-настоящему не осознали, сколь тонкой была нить, на которой висела судьба Объединенных Наций. Ради справедливости следует сказать, что наша роль в предотвращении катастрофы в те дни не делает нам чести». Генерал имел в виду 1941-1942 годы. Крутая констатация, зафиксированная в момент, когда еще не стало модой все ставить с ног на голову. Почти никто в Вашингтоне и Лондоне не сомневался, что Советская Россия обречена. Одни из них (посол США в Москве Стейнхард) отводили агонии россиян неделю. Военный министр докладывал президенту, что нацисты управятся с СССР минимум за один, максимум за три месяца. Сходные прогнозы выдавали британские "экстрасенсы".
Их следующая посылка: рузвельтовская политика поддержки Альбиона себя оправдала, нацисты "повернули влево". Третий тезис западных политиков гласил: «Чем немцы глубже увязнут в «русской трясине» (американский вариант), чем дальше они заберутся «вглубь России» (английская формулировка), тем лучше». Итоговый вывод: нападение Германии на Советский Союз есть «дар Божий». Им надо воспользоваться сполна, чтобы упрочить оборону Западного полушария. Англичане прикидывали, как получше обустроить свои рубежи на Ближнем и Среднем Востоке, пока нацисты будут разделываться с СССР. Вопрос об оказании нашей стране реальной помощи не возникал. Лондон вел речь о «поощрении России» к сопротивлению посредством демонстраций политического и психологического эффекта «пожатия рук». Белый дом медлил, долго предпочитал оставлять страницы будущего неисписанными. Наше спасение было в срыве гитлеровских планов первыми же ударами выбить почву из под ног российского государства, уничтожить его вооруженные силы, лишив возможности воспроизводства военной техники и восполнения людских потерь. США и Англию не слишком волновало, исчезнет Россия с политической карты или нет. В американских документах сохранение Британской империи прописывалось, как приоритетная задача. Применительно к нам, в лучшем случае, говорили о необходимости «поддержания действующего фронта». У современного читателя, интересующегося историей, вызовет недоумение, как так - в Атлантической хартии, подписанной Рузвельтом и Черчиллем 12 августа 1941 года, определявших, по аттестации британского премьера, «некоторые общие принципы, на которых они (их страны) основывают надежды на лучшее будущее для мира», ни полусловом не упомянута агрессия Германии против Советского Союза и Японии против Китая? Не выражена - хотя бы косвенно - солидарность с борьбой советского и китайского народов против захватчиков? Вот и гадай Москва, кто вы, демократы – партнеры (до союзничества отношения явно не дотягивали) или душеприказчики? Ответ можно было бы вычленить из слов, сказанных Гопкинсом, ближайшим к Рузвельту советником, при встрече со Сталиным 31 июля 1941 года: ни правительство США, ни правительство Великобритании не собираются предоставлять России тяжелые вооружения – танки, самолеты, зенитные орудия, пока между нашими странами не будет заключен глубокий и всесторонний союз, пока не будут согласованы цели войны и послевоенное устройство мира. А в отчете Рузвельту он дополнил, что совещание с целью согласования стратегии в войне против Германии должно проводиться не ранее 15 октября 1941 года, пока не прояснится, где будет проходить Восточный фронт и будет ли он вообще. Этот документ свидетельствует, что в самый решающий момент Великой Отечественной войны СССР сражался в одиночку. А роль США и Великобритании в предотвращении катастрофы, о которой писал генерал Маршалл, была скорее символичной, чем реальной и продуктивной. Так кто же все-таки отвел угрозу этой катастрофы от человечества? Не будем сами возлагать на себя лавры. Дадим слово государственному секретарю США Кордону Хэллу. Он не был почитателем Страны Советов, но, подводя итог Второй мировой войны, признал: своей героической борьбой советский народ предотвратил заключение США и Великобританией позорного сепаратного мира с Германией, который означал бы начало новой Тридцатилетней войны. …В сорок первом году СССР одержал первую из своих побед в великом сражении с силами мракобесия. Потерпела фиаско доктрина блицкрига, с которой Германия собиралась добиться мирового господства. Запасного варианта ведения войны у нацистов не было. Для ведения затяжной позиционной войны у Германии не было ни людских, ни материальных, ни духовных ресурсов. И еще одно: если бы США и Великобритания выполнили свой союзнический долг, война в Европе и мировая война могла бы завершиться в сорок втором или, в крайнем случае, в сорок третьем году. И если этого не произошло, то виной тому – политика западных держав. После Московской битвы англичане постарались придать войне прежде всего политический характер. А США этой стратегии не воспротивились.
|
