|
Историю прислала Ирина Демченко 9 мая 1946 года они шли вдвоем по Еревану, крепко держась за руки, и хохотали над каждой шуткой. Такое было у них чудесное настроение. Они искали ЗАГС, но не любой, а чтобы именно в Сталинском районе. 9 мая 1946 года было рабочим днем, только с 1964 года день Победы стал выходным. Они хотели зарегистрировать свой брак именно в этот, такой великий для всей страны день, и непременно чтобы на штампе в паспортах было имя Сталина – хотя бы ЗАГСа Сталинского района. Ей было в 1946 году 20 лет, и она работала библиотекарем в партийной школе. Ему было 26, и он был лейтенантом, корреспондентом окружной газеты погранвойск. Это были мои родители. Они нашли тот ЗАГС и расписались в нем, как хотели, 9 мая 1946 года, и с тех пор мы празднуем в День Победы еще и день рождения нашей семьи – день, откуда потом вышли мы с братом, наши дети и их семьи. Мамино свадебное платье сохранилось. Легкого белого шелка, сверху донизу с пуговичками, обтянутыми тем же шелком. Пчелиная талия, внизу клеш – сегодня оно смотрится очень стильно, хотя она шила это платье сама. Папа женился в парадной военной форме белого цвета. Свадьбу играли 25 мая 1946 года. В тот день в горах над Ереваном произошло страшное наводнение, и начальники погранзастав, другие военные командиры, которые были приглашены на свадьбу, буквально не отходили от телефона, получая звонки о смытых с гор «секретах» и разрушенных водой и селями погранзаставах. Свет в Ереване погас, со всего дома на свадьбу Григория Демченко и Эммы Бакановой снесли свечи и керосиновые лампы. Им все говорили: женитесь в мае, да еще при таких обстоятельствах – всю жизнь будете маяться… До бракосочетания они были знакомы две недели – сын деревенского кузнеца из ставропольских степей, школьный учитель по образованию и военный журналист по профессии, наш будущий отец, и дочь высокопоставленного военного, отличница, красавица, золотая медалистка, бросившая медицинский институт из-за «страха перед трупами» - наша будущая мать. Они прожили вместе 56 лет и умерли в один год. …Когда началась война, маме было 15 лет, и она закончила 8-й класс киевской школы. Училась она неподалеку от знаменитого «Дома с химерами», то есть в центре Киева. Отчим ее был военным, мать работала в райкоме партии. Они уезжали из Киева с одним из последних эшелонов, под бомбежками. Собирали вещи в эвакуацию мама с сестрой, которая была на три года старше. Поэтому у нас сохранились довоенного издания книги – именно их девочки упаковали в первую очередь: Горького, Маяковского, Пушкина, пьесы Островского. Думали, едут они буквально на месяц, в крайнем случае – на несколько месяцев, поэтому теплых вещей почти не брали, а уж о зимних в те летние дни даже и не подумали. Эвакуировали их на Урал, где мама училась в школе, а ее сестра, моя тетя Майя, окончила курсы английского и уехала переводчицей на войну. После школы и в каникулы мама работала делопроизводителем в лагере для интернированных немцев Поволжья. В советские годы она не раз рассказывала дома, какую жестокость и несправедливость по отношению к этим «русским немцам» приходилось ей видеть в годы войны. Папе, когда началась война, был 21 год. Он окончил педагогическое училище, и как сельский учитель, имел отсрочку по призыву в армию. Но в 1939 году, после вторжения Гитлера в Польшу и последующего присоединения к СССР западной Украины и Белоруссии, в армию начали призывать резервистов. Отец попал в погранвойска, и очутился в Армении, на границе с Ираном. Демобилизоваться он должен был осенью 1941 года, но, по понятным причинам, демобилизация не состоялась. В результате отец прослужил в армии 30 лет. Он часто вспоминал, и даже описал в мемуарах для школьного музея своего младшего внука – моего сына Никиты - день 21 июня 1941 года. В то воскресенье в его части проводился день физкультурника. Вдруг объявили сбор политработников. Отец к тому времени был заместителем секретаря бюро ВЛКСМ, замполитрука подразделения, редактором многотиражной газеты «На-чеку». Он присутствовал на этом сборе у комиссара, где объявили, что некто распространяет провокацию о якобы начале войны на западной границе. Так им и сказали: «Никакой войны нет и быть не может. У нас с Германией мирный договор. На днях было сообщение ТАСС о том, что немцы никаких приготовлений к войне не ведут. Соберите сейчас же всех красноармейцев (тогда они еще были красноармейцами) и разъясните это». Они разошлись по подразделениям разъяснять. Интересно, что, по воспоминаниям отца, никто из его подчиненных о начале войны не слышал. В то время в такой глуши об этом могли знать только радисты, да и то случайно. Только он отпустил своих людей отдыхать – его снова вызвали в штаб. Тот же комиссар сказал: «Товарищи! Сегодня, в 4.30 утра, немцы вероломно напали на нашу страну. Молотов выступил по радио…» Совещание закончилось распоряжением снова собрать красноармейцев и все им разъяснить. Граница с Ираном традиционно считалась спокойной, а они все были молодыми патриотами – все беспрестанно бомбардировали руководство рапортами с просьбой отправить их на фронт. Первые дни некоторых и в самом деле отправили в действующую армию. Но вскоре каждому начали отвечать: охрана государственной границы – это и есть ваша линия фронта. Отец писал, как 25 октября 1943 года он был включен в группу захвата, но из-за приступа малярии не смог принять участия в операции. Руководитель группы, старший лейтенант, послал группу вброд через Аракс, предварительно приказав солдатам и сержантам связаться одной веревкой, якобы, чтобы никто не утонул. Переправа оказалась ложной, и одиннадцать из двенадцати пограничников ушли под воду - ушли, как их учили на тренировках, без единого крика, молча, один за другим. Спасся только один солдат, который и рассказал на заставе об этом ужасном случае. Так отец разом потерял своих однополчан и лучших друзей. Они похоронены в братской могиле у самой границы. По словам отца, командир, погубивший группу, был отправлен в штрафбат и погиб на фронте. В Ереване наши родители встретились: туда был переведен служить больной мамин отчим, и туда же был направлен работать в окружной газете погранвойск наш будущий папа. Мама работала в библиотеке в окружной партийной школе, которая – дверь в дверь – выходила в редакцию окружной пограничной газеты. Папа рассказывал, что когда он вернулся из командировки, сослуживцы поведали ему о новенькой красавице-библиотекарше, и он тут же пошел в библиотеку за книгой… Влюбились они друг в друга с первого взгляда. Там они поженились, и через год у них родилась девочка, которая умерла совсем крошкой от воспаления легких. Наша сестра, которую мы никогда не знали, похоронена в Ереване. А еще через год родился мой брат, Сергей. Свидетельство о рождении у него на двух языках – армянском и русском. Его увезли из Еревана в начале 50-х, и больше он никогда там не был. В Ереване была я. Мне удалось найти дом, где жили наши родители в первые годы после свадьбы и после войны – красивый четырехэтажный каменный дом бывшего управления погранвойск по Кавказскому военному округу. Навстречу мне вышла, опираясь на палку, русская бабушка, которая сказала слова, знакомые только по послевоенным фильмам: «Я здесь - домком». Она не помнила юных моих родителей – дочь Михаила Баканова Эмму и лейтенанта Григория Демченко, но помнила, что весь дом тогда занимали пограничники, в основном русские. Я позвонила маме в Москву, и кричала в трубку мобильного телефона: «Я возле вашей квартиры! Я вижу во дворе высокое старое дерево, под которым стояла коляска моего брата! Какие еще тут приметы?» И она ответила мне через огромное расстояние: «Там во дворе в маленьком домике еще жили армяне». Милая мама! Когда я приехала в Ереван в 1999 году, там во всем городе жили уже только одни армяне. В Москву наша семья переехала случайно. Отец в последний разрешенный по возрасту год под нажимом мамы поступил в Военно-политическую академию имени Ленина на факультет журналистики. Он всегда потом считал, что ему несказанно повезло. После академии он получил распределение в Ригу, в редакцию окружной газеты погранвойск. Родители взяли «подъемные» деньги, и даже успели их потратить, как вдруг отца вызвали в политуправление погранвойск и предложили место в журнале «Пограничник» в Москве. Говорят, решение принимала мама. Она сказала: «В Прибалтике мы всегда успеем побывать, давай останемся в Москве». Я родилась уже москвичкой. В перестроечные годы мне часто представлялось, что отец мог бы не получить предложения остаться в Москве, и я жила бы сейчас в Латвии дочерью бывшего советского военного, бывшего сотрудника КГБ (поскольку погранвойска входили в структуру КГБ). Совсем по-другому тогда сложилась бы моя жизнь. От войны в нашей семье остались отцовские медали «За оборону Кавказа», «За боевые заслуги», «За победу над Германией». Они хранятся вместе с его послевоенным Орденом Красной Звезды и медалью «За отличие в охране государственной границы». Еще остались воспоминания родителей об эшелонах, шедших по нашей огромной стране под бомбежками, о перемещениях огромных масс людей, о госпиталях с ранеными, о калеках, затопивших после войны российские города, о лишениях, о карточках, о жизни в эвакуации, в чужих домах, и о молодости, которая пришлась на это трудное время, когда все люди нашей огромной страны жили – как одна семья.
|
