 |
|
Два письма перед смертью Так получилось что у меня три деда. Про одного я время от времени пишу. Другой мой дед - со стороны отца - о нем еще будет. Военный летчик, он погиб 25 июня 1945. А отец родился 9 декабря 1945. Вот такая арифметика. Только в 1999 году отец разыскал забытую могилу на Донском, заказал плиту, и по странному совпадению установили ее 25 июня 2000 года. А бабка, второй раз вышла замуж, уже в 1948, за гвардии капитана артиллерии. Поэтому у сестер отца одна фамилия, а у бати другая. Но фактически он был отцу отцом, а мне, соответственно, дедом. А вот отец моей бабки, в честь которого меня и назвали, ушел на фронт в 1941. И в 1941 навсегда остался там же… В метрических книгах Костромской епархии, Архангельской, что на реке Пойме, церкви за тысяча восемьсот девяносто шестой год в 1-й части о родившихся за №3-м записано так: марта шестаго (6-го) родился, 17 числа крещен Сергий. Родители его: усадьбы Курилова Галичского уезда Костромской губернии потомственный дворянин Геннадий Михайлов Вальмус и его законная жена Надежда Васильева Вальмус. Оба православного вероисповедания. Восприемниками были: Галичского уезда, проживающий в селе Кабанове потомственный почетный гражданин Борис Сергеев Алексеев и того же уезда усадьбы Патракова надворного советника Никтополеона Королева жена Вера Васильева Королева. Таинство крещения соверщал священник Михаил Сперанский с псаломщиком Николаем Угодским. Архангельской церкви, что на Пойме священноцерковнослужители:
Священник Михаил Сперанский
Псаломщик Николай Угодский Сергей Геннадиевич Вальмус, обыкновенный молодой человек, происхождением из мелкопоместного дворянства. Усадьба Курилово, лежавшая километрах в 20 от Галича, была невелика, всего-то 500 десятин, из них большей частью земли заняты под лес. В 1905-м году в уезде особых волнений не было, разве что крестьяне самочинно повадились рубить лес, на что полицейскому исправнику пришлось делать строгое внушение. Усадьба стояла на взгорке, за дремучими костромскими лесами, из окна усадьбы был виден сад (крестьяне называли его Барским), а за ним - маленькая деревня Курилово на 20 дворов, с другой стороны усадьбы текла речка Пойма и был перелесок, пройдя сквозь который можно было выйти на Костромской тракт, а перейдя оный - дойти до большого села Пронино и маленького - Арханино, там же была другая небольшая церковь, в которой крестили и отпевали, аккурат ниже Пронина была заболоченная старица, а на другой стороне речки лежали поля, перемежавшиеся лесом... Сергей поступил в Морской корпус, даже успел сходить в учебное плавание, но внезапно медики выявили у него проблемы со здоровьем, пришлось переводиться в статские. Он закончил факультет правоведения Санкт-Петербургского университета и вернулся в Галич. 1917 год особыми буйствами в уезде не отметился, только недовольные большевиками солдаты и офицеры неделю сидели в каком-то монастыре, вяло постреливая, а потом как-то незаметно ушли. Усадьбу новая власть реквизировала, устроив в ней волостной военный комиссариат. В 1920 комиссара убили - ночью стрельнув в окно. Сергей с законной женой Анной, урожденной Завьяловой, доводившейся родней баронам Кистерам, поселился в городе и занялся юридической практикой. Первая дочка, Екатерина, умерла еще младенцем, две других, Ольга и Тамара, слава Богу, выжили. Жизнь постепенно налаживалась, охота и рыбалка в Галиче были богатые, Сергей даже написал на пару с приятелем книжку "Флора и фауна Галичского района". В конце 1929 за Сергеем пришли, отсидел неделю в Галиче, потом перевезли в Ивановскую тюрьму. Взяли его, что называется, чохом, вроде бы это имело отношение к делу Промпартии, но скорее всего для профилактики - дворянин, как-никак. Выпустили весной 1930. Придя домой, Сергей сказал жене: - Аня, второй посадки я уже не переживу, так что из Галича мы уезжаем. Через две недели он уехал в Москву, нашел работу и жилье, устроился юристом по арбитражным делам, а жил в Денежном переулке. В 1932 он перевез жену и дочек. 1930-е прошли спокойно, была работа, дочери подрастали, Сергей часто ездил на охоту, с семьей гуляли по Москве. В 1941 ему стукнуло 45. Здоровье было не богатырское, но придя вечером 22 июня домой, он сказал жене: - Аня, я ухожу. Взяли его не сразу, но по мере того, как к Москве подходил фронт, стали брать даже таких ополченцев. Попрощавшись с родными, Сергей покинул Арбат и направился в учебный лагерь... Расписки за винтовки с нас взяли писаря,
но долю себе выбрали мы сами.
Прощай, Москва, душа твоя
всегда-всегда пребудет с нами! Старшая дочь, Ольга, к тому времени работала в Государственной библиотеке, младшая, Тамара - на заводе. В октябре, батальон народного ополчения, в котором находился Сергей Вальмус проезжал через Москву, на фронт. 13/х - 41 г.
Милая Нюшенька!
Неожиданно, проезжая через Москву, шлю всем вам привет, крепко обнимаю. К сожалению, лишен возможности позвонить тебе или Наташе по телефону. Все твои посылки и деньги получил. Не знаю почему ты не получаешь моих писем. Я здоров, чувствую себя хорошо, очень рад был всем теплым вещам, т.к. стало холодно. От мамы не имею ни одного письма больше месяца.
Целую и обнимаю всех вас.
Люб.тебя С. По странной прихоти судьбы, эшелон с ополченцами стоял на Киевском вокзале. На другом пути разгружался состав, среди тех, кто его разгружал, была Тамара Вальмус, отца и дочь разделяли какие-то десятки метров, но ни один, ни другая не ведали об этом. После ожесточенного боя с немцами недалеко от Наро-Фоминска, он написал своей жене: 19/х - 41 г.
Милая Нюшенька!
Пишу тебе после весьма сильного боя, который пришлось вести с немцами. По правде сказать, не думал я, что останусь в живых, но по странной случайности - уцелел. Писем сейчас от тебя не получаю, т.к. связь работает плохо, не может нас догнать. Напиши как ты живешь, как себя чувствуешь. Получила ли мои открытки, которые я послал тебе, проезжая мимо Москвы.
Целую всех вас крепко и обнимаю.
Люб. вас С. Несколько карандашных строк, написанных на проштемпелеванном картоне почтовой карточки, ровным почерком юриста... Холодные октябрьские сумерки, личный состав батальона народного ополчения, защищавшего Москву, тает после каждого боя (в нем были не призывники, а люди сугубо гражданские: профессора, адвокаты, ученые); немолодой человек, тяжело раненный, и еще не подозревающий, что его ранение смертельно, зябко кутается в свою шинель и думает о жене и дочерях, которых он не видел уже несколько месяцев; сырые поля, которые за ночь вымерзают и по ним неумолимо надвигаются танки и пехота; и желание прожить хотя бы еще один день... Могилы его не нашли, Сначала жене пришло извещение, что он пропал без вести, потом уже- официальное уведомление, что погиб. Весной 1942 Анна случайно встретила в Москве сослуживца своего мужа, тот рассказал, что Сергей был тяжело ранен, вроде бы отправлен в медсанбат, но подробностей он не знает. Где-то под Наро-Фоминском…
|
