|
Автор Борис Каймаков Российское национальное самосознание, после распада страны и хаоса перестройки, постепенно начинает осозновать свою идентификацию. Россия, отказавшись от мессианских устремлений как оплота мира и справедливости, вновь считает себя полноправным членом мирового сообщества и, пусть с трудом, но все увереннее находит свое место в рядах западной цивилизации. Когда Путин говорит о демократии, рынке, правах человека, то при всех издержках своего политического курса, эти фундаментальные понятия не являются простой риторикой или данью западному общественному мнению. Эти понятия – основополагающие при закладке фундамента новой России. Тем большим шоком как для государственного истеблишмента, так и для подавляющего большинства населения России стала реакция Запада на приглашение Кремля ведущим лидерам мирового сообщества принять участие в Москве в праздновании 60-летия Победы. То, что для простого русского является абсолютно бесспорным – победа над фашизмом стала освобождением Европы от фашизма, Запад интерпретирует как новую оккупацию, заменившую один тоталитарный режим другим. Такая позиция бесспорно имеет право на существование, тем более, что Россия не скрывает своего стремления преодолеть сталинизм и все, что связано с этим в ее прошлой политике. И было бы непростительной ошибкой, если не сказать больше, не видеть в самом факте приглашения стремление Москвы перевернуть эту трагичную страницу в европейской истории и начать отношения с относительно чистого листа. И в этом смысле путь российско-германского примирения является потрясающим примером того, как победитель и побежденный смогли переступить через страшные раны, нанесенные обеим народам Второй мировой войной. И это несмотря на тот факт, что и в России, и в Германии война не стала прошлым. Обе нации до сих пор травмированы своей общей историей 20-века. Свидетельство тому – неослабевающий поток публикаций как в России, так и в Германии на эту тему. Канцлер Герхард Шредер один из первых дал свое согласие приехать на празднование Дня Победы в Москву. Даже если бы больше никто не приехал, этого было бы достаточно, чтобы считать, что новая европейская история, начавшаяся после коленопреклонения Вилли Брандта в Польше, получила свое мощное развитие. Немцы всегда имели особые антенны при понимании России, и на этот раз это чувство исторической перспективы им не изменило. И это при том, что личная память заставляет канцлера искать и найти могилу своего отца на Восточном фронте, также, как тысячи русских ищут могилы своих родственников на Западном. После того, как стало известно, что президент Украины Виктор Ющенко искал благовидный предлог своего неучастия в празднике Победы, еще больше понимаешь смысл на первый взгляд иррационального сближения между немцами и русскими сегодня. Парадоксальность этого сближения с необъяснимым звериным чутьем выразил один из самых тонких лириков русской поэзии Александр Межиров: Мы долго так друг друга убивали.
Что я невольно ощущаю вдруг,
Что этот немец в этой людной зале
Едва ли не единственный, едва ли
Не самый близкий изо всех вокруг.
Как у фронтовика могла родиться такая фраза, когда национальное самосознание до сих пор ощущает буквально физическую боль при упоминании цифры 37 миллионов. Такова цена Победы. Большинство ветеранов не любят рассказывать о войне. И не только потому, что это психическая нагрузка, но и потому, что невероятная жестокость одной стороны породила ответ другой. Не надо лгать самому себе. Это потом у советского солдата родилось чувство солдата-освободителя. А сначала на территорию Германии входил мститель. Жестокость войны испепелила душу даже здоровой части нации. И когда командир подводной лодки «С-13» Маринеско тремя торпедами пустил на дно «Вильгельм Густлофф», кто мог ему тогда и сегодня сделать упрек в том, что на борту было 6 600 человек, в основном гражданское население. Не знаю, была ли это рука дьявола…. Однако ненависть не может быть вечной. В противном случае начинается процесс саморазрушения. Когда режиссер Элем Климов в фильме начала 80-годов «Иди и смотри» показал сцену сожжения в сарае жителей белорусской деревни, некоторых зрителей выносили из зала бесчуственными. У основной же массы зрителей включились защитные механизмы психики. Безумие мести давно умерло. Эмоциональный заряд фильма уже не срабатывал. Впрочем, это безумие прошло очень быстро. Мало кто знает, что когда в 1948 году из Кенигсберга депортировали немцев, немало офицеров, живших фактически в браке с немками и имевшими общих детей, покончило жизнь самоубийством. Из-за любви к немкам. Я никогда не забуду старого немца из баварской деревни Аша, где я с женой был в гостях у семьи Дашнер. Меня потрясла фраза, с которой этот старик обратился к моей жене почти без акцента: "Ты моя самая большая любушка". Где, в какой русской деревне, от какой девушки он услышал это интимнейшее любовное признание. И не забыл его до преклонного возраста. Я отважусь утверждать, что именно нечеловеческая жестокость войны привела к тому, что как русские, так и немцы стали искать друг в друге человеческое. И первыми это начали не дипломаты, а простые люди, когда по центральной улице Москвы гнали немецких военнопленных и женщины бросали им хлеб. До Победы было еще далеко, и это был первый шаг к тому, чтобы уже тогда начать поиски примирения между двумя народами. И причины этого не «в загадочной русской душе», а в том, что ни одна нация не может вечно жить только одной болью. Примирение не есть прощение, это более высокая категория, требующая от обеих сторон неимоверных моральных сил. Поэтому немцы и русские сегодня могут смотреть в глаза друг другу. Прошлое стало осмысленным будущим.
|
